VI
ДЖЕНТЛЬМЕН С ВИЛЛЫ
1929–1932
За год до своего пятидесятипятилетия в 1929 году Моэм уверял Бертрама Элансона, что путешествие в страны Азии, которое он собирается совершить, будет его последним, поскольку он стал слишком стар для скитаний по свету. Если, как он писал, ему не удастся осуществить его, он отправится на короткое время в Грецию, Турцию и Египет. Зимой 1935–36 года Моэм с Хэкстоном побывали на Таити, в Колумбии, Тринидаде и Тобаго и на острове Мартиника, а в 1938 году они провели три месяца в Индии. Помимо этих поездок писатель совершил короткие выезды в Италию, Германию, Голландию, Испанию, Скандинавию и США. Но в 30-е годы ни одна поездка не могла сравниться по дальности и продолжительности с путешествиями, совершенными в предшествующее десятилетие. При этом любопытно отметить, что лишь поездки в Испанию в 1932 и 1934 годах и в Индию привели к созданию значительных произведений.
Моэм, который ощущал себя молодым и в пятьдесят пять лет, конечно, лукавил, утверждая, будто возраст отбивает у него охоту бродяжничать по свету. Писатель сохранил удивительную бодрость и тогда, когда ему перевалило за восемьдесят. К путешествиям его всегда влекло желание избавиться от обязанностей, особенно по отношению к Сири. Развод с ней в 1929 году дал ему полную свободу — впервые после десяти лет супружества он имел свой дом, в котором, если не считать Хэкстона, он мог найти убежище от возникающих перед ним проблем. В течение десяти предвоенных лет и такого же периода после второй мировой войны вилла «Мореск» стала местом, где он принимал многих именитых гостей.
Моэм поселился в одном из самых живописных уголков Европы. Если не считать редких снегопадов и случавшихся на море штормов, климат на Лазурном берегу — это средиземноморские субтропики. Летом температура поднимается до двадцати двух — двадцати трех градусов и лишь иногда бывает выше. Зимой она редко опускается ниже десяти градусов тепла. Если не считать проносящихся иногда над побережьем гроз, большая часть осадков выпадает осенью, которую Моэм обычно проводил в Лондоне. На мысе Ферра климат благодатен как нигде. Круто вздымающиеся горы на побережье почти лишены растительности и потому выполняют роль отражателя солнца, сохраняющего тепло и возвращающего теплый воздух обратно на берег. Кроме того, они служат своего рода преградой для облаков, отчего небо вдоль Болье и мыса Ферра всегда остается голубым.
Воды Средиземного моря прозрачны и содержат больше соли, чем обычно; их знаменитая голубизна ярче, чем воды почти всех других морей. «Пейзаж здесь никогда не выглядит унылым, — писал о мысе Ферра друг Моэма Камерон. — Свет постоянно меняет окраску. Когда дует мистраль, видимость становится поразительной: на самых далеких холмах можно разглядеть каждое дерево и камень, а расположенные в Италии Вентимилья и Бордигера, кажутся совсем рядом… Но так бывает лишь тогда, когда дует мистраль. Чаще убегающие к горизонту дали затянуты дымкой, придающей окружению поэтический тон полотен Клода Лоррена».
Неудивительно, что Моэм, который провел детство на берегу вечно угрюмого и холодного Северного моря, был очарован мысом Ферра и решил осесть в этом изумительном уголке. После ликвидации «мавританского» фасада строение приобрело строгие формы, прямизну которых подчеркивали белые стены и окружающая их зелень. На воротах, а также над главным входом в дом красовался знакомый символ — знак, защищающий от дурного глаза. Пол прямо от входа был выложен белыми и черными мраморными плитками. Одна из дверей холла вела в гостиную размером девять метров на двенадцать с камином, выложенным из камней с горы Арль; стены украшали полотна импрессионистов и большое количество художественных изделий, привезенных из стран Азии. Вдоль одной стены располагались книжные полки, достигавшие почти пятиметрового потолка, на которых покоилось несколько сотен томов. У камина стояло две софы, а над камином возвышался огромный, вырезанный из дерева позолоченный орел. Французские окна открывались на три террасы, окруженные лимонными и апельсиновыми деревьями.
Потолок небольшой круглой столовой был очень высоким, а ее стены украшали полотна современных художников. Белые мраморные ступени вели на верхний этаж, где располагалось семь спален и четыре ванных комнаты. Просторная спальня писателя была обставлена старомодно: рядом с кроватью стоял книжный шкаф, в котором он держал книги наиболее любимых писателей — Хэзлитта, Бодлера, Джеймса, Йитса, Стерна, Шекспира, «Сказки» братьев Гримм и дневники Андре Жида. На стенах можно было любоваться полотнами Ренуара, Лепэна, Гогена, Руо и Боннара.