Ни частые поездки, ни свадьба дочери не помешали работе Моэма над романом «Театр», который явился своего рода данью благодарности сценическому искусству, с которым Моэм распрощался.
Осенью 1936 года писатель отправился в Лондон ранее, чем обычно, потому что хотел обязательно присутствовать на чествовании в Пен-клубе Г. Уэллса, которому исполнялось 70 лет. По просьбе юбиляра Моэм сидел во главе стола, слушая мрачные предсказания юбиляра в отношении будущего мира.
Однако углубляющийся кризис, вызванный отношениями английского короля с миссис Симпсон, вытеснил все остальные события на второй план.
Вернувшись снова в Лондон в ноябре, Моэм пригласил Осберта и Клайв Белл поужинать в отеле «Клариджис» 11 декабря. Случилось так, что именно в тот день Эдуард VIII объявил об отречении от трона. Моэм и гости слушали речь короля по радио, которое писатель позаимствовал у портье.
Последовавший вслед за отречением период оказался мучительным для герцога Виндзорского (такой титул получил теперь король) и Уоллис Симпсон, которой пришлось одной коротать время на Ривьере. В отношении женщины, по вине которой королю пришлось оставить трон, высказывалось много упреков. Но Моэм, всегда питавший симпатии к отверженным и изгоям, пригласил Уоллис Симпсон к себе на рождественский обед на виллу «Мореск» вместе с ее друзьями Германом и Кэтори Роджерсами и Сибил Коулфакс. Она была гостем писателя на обеде по случаю Нового года и провела несколько дней в гостях у него в феврале 1937 года. С того момента вплоть до начала войны Моэм принимал герцога и герцогиню, хотя бывший король недолюбливал гомосексуалистов.
В начале 1937 года в отношениях Моэма и Хэкстона произошел надлом. В первых числах января Хэкстон направился отдохнуть в Западную Африку, где серьезно заболел: то ли с ним случился приступ когда-то свалившей его малярии, то ли произошло отравление алкоголем, но по пути во Францию он чуть не умер. Испытав большой испуг, он временно бросил пить. К концу февраля здоровье его пошло на поправку. Болезнь друга глубоко обеспокоила Моэма, хотя неспособность Хэкстона держать себя в руках, как это мог делать сам Моэм, очень огорчала писателя. В письме к Барбаре Бек Моэм писал, что если Хэкстон будет и дальше злоупотреблять спиртным, то это убьет его и что он не будет заботиться о нем, видя как тот сам постепенно сводит себя в могилу; он предоставит Хэкстону средства для того, чтобы тот жил один, а сам переберется в Англию.
В апреле писатель отправился в Англию, чтобы наблюдать за репетициями «Верной жены», постановка которой была возобновлена в лондонском театре «Глобус». Во время пребывания в Лондоне он позировал для художника Уильяма Ротенстайна, которому позднее заказал портрет и брат писателя Фредерик. Годы не способствовали сближению братьев, но они уважали друг друга, и их отношения, хотя внешне сдержанные, были теплее, чем об этом обычно пишут. Когда в начале 1938 года Фредерик стал председателем палаты лордов, писатель испытывал искреннею радость и гордость за брата. Ему особенно доставляло удовлетворение сознание того, что Фредерик был назначен на этот пост благодаря своим знаниям и опыту, а не партийной принадлежности.
Когда в ноябре с традиционной пышностью открылась сессия нового парламента, Моэм, по словам одного из друзей, все утро провел в галерее для гостей в палате лордов. Он ждал того момента, когда в полдень Фредерик в роскошной одежде лорда-канцлера исполнил ритуал вручения королю речи, которую тому надлежало произнести. Как утверждают очевидцы, в этот кульминационный момент, Моэм вскочил со своего места, схватил за рукав соседа и воскликнул: «Смотрите, смотрите! Этой мой брат! Вставайте же, вставайте!»
Со своей стороны, Фредерик гордился славой своего брата как писателя, хотя и редко говорил ему об этом. Однако, резко осуждая гомосексуализм, он испытывал глубокую боль от этой склонности брата и решительно не одобрял его связь с Хэкстоном. Как юрист Фредерик в большей степени, чем большинство других понимал опасность, с правовой точки зрения, которой подвергают себя имеющие эту наклонность лица в Англии. По словам племянника Моэма Робина, именно Фредерик в начале 30-х годов предупредил брата о просьбе главы Скотленд-Ярда о том, чтобы Моэм вел себя более осторожно в Англии, потому что из-за его образа жизни ему может грозить арест. Несмотря на этот разделявший братьев барьер, они продолжали регулярно видеться и поддерживать хотя и не безоблачные, но дружеские отношения вплоть до смерти Фредерика.