Уилт, мгновенно изменив свое мнение об освидетельствовании, замолчал.
Глава 34
Агентство по борьбе с наркотиками приняло решение о снятии наблюдения со «Старфайтера». Ни вскрытие утонувшей ищейки, ни исследование кусков капсулы из бассейна не выявили ничего подозрительного. Несчастное существо подохло своей смертью – видимо, оттого, что его для выработки нюха на наркотики всю жизнь пичкали героином, кокаином, крэком, экстази, опиумом, ЛСД, марихуаной и другими продуктами, предлагаемыми данным рынком. А в последнее время этот закоренелый наркоман подсел на новое запрещенное вещество – никотин, и незадолго до смерти, одолеваемый нестерпимой жаждой, слопал целых два окурка. Короче, собака была очень и очень нездоровая.
Чего никак нельзя сказать о воде в бассейне: ее недавно сменили, и во всех ста тысячах галлонов не обнаружилось ни капли чего-либо криминального.
– Надо было подключить слив к танкеру, – сказал Мерфи людям из фургона, которые проверяли сточные воды ванных и туалетов «Старфайтера».
– С ума сошли? Думаете, сюда влезет сто тысяч галлонов? Лучше бы взяли пробу с самого начала.
– Ага, конечно. Где еще искать наркоту, как не в бассейне. Только там курьеры товар и прячут. А потом что? Сидят и дожидаются, пока вода испарится? Хорошая мысль. Вы туг, я смотрю, настоящие гении.
Агенты отрапортовали в Атланту:
– Нас провели. Либо Сола использовали для отвода глаз, а дурь провозил кто-то другой, либо это вообще не дурь, а тальк для ног. Что скажут в Вашингтоне?
– Что вы обделались, что ж еще.
– Падла Кампито – подсадная утка, – сказал Паловски, когда они с Мерфи выходили из кабинета. – Это единственное объяснение. Ну, сволочуга, только попадись мне – сразу кастрирую!
– Не получится, – ответил Мерфи. – В Эверглейдс найдено его тело – точнее, то, что от него оставили крокодилы.
Когда бригада борцов с наркотиками уезжала из Уилмы, Уолли Иммельман лежал в реанимации, глядел тусклыми глазами в потолок и проклинал тот день, когда женился на жирной паскуде Джоани – а тем более когда позволил пригласить ее чертову племянницу с мерзавками-дочками. Эти гниды разрушили его брак и репутацию, в Уилме ему теперь и показаться нельзя. Брака было, в общем, не жалко – наоборот, временами Уолли испытывал благодарность по отношению к маленьким шлюшкам. Но рассылка непристойных писем имела поистине катастрофические последствия. Компания «Иммельман Энтерпрайзис» лишилась практически всех клиентов, которых столь любовно окучивала последние пятнадцать лет, причем некоторые теперь даже грозились подать в суд. Уолли пробовал связаться со своими адвокатами, но те недвусмысленно дали понять, что не желают иметь дела с психом, который мало того, что считает их «мудилами» и «педрилами», но и на весь мир в самых отвратительных выражениях объявил о своей приверженности содомскому греху. И оскорбил самого конгрессмена Херба Райха. В довершение бед, после признания, сделанного Мэйбелл в разговоре с шерифом Столлардом, по Америке стремительно разнеслась весть, что один из крупнейших бизнесменов Уилмы регулярно вступает в половые сношения с чернокожей прислугой. Словом, Уолли понимал, что он человек конченый. Придется уехать из города куда-то, где его никто не знает, сменить имя и сидеть тихо. И все из-за Джоани. Не надо, не надо было жениться на этой подлой твари.
В другом городе, в камере другого полицейского участка, Рут Ротткомб думала абсолютно то же самое о покойном теневом министре социальных преобразований. Как она сразу не догадалась, что он – из числа тех идиотов, которые непременно дадут себя убить – и именно тогда, когда ей больше всего нужны его поддержка и влияние? Ради чего, спрашивается, она за него выходила? Ради чего возилась с гнусным алкашом Бэттлби? Ради того, чтобы закрепить за Гарольдом место в парламенте. Рут отчаянно искала хоть какую-то ниточку, которая помогла бы распутать клубок событий и понять, что привело к исчезновению мужа, но ей ужасно мешал шум. Пьянчуга в соседней камере то громко блевал, то скулил, умоляя, чтобы его выпустили. С другой стороны бесновался психопат-сквернослов, который, похоже, ко всему прочему наглотался мощных галлюциногенов. Было невозможно ни сосредоточиться, ни хотя бы поспать. Каждые полчаса дверь камеры открывалась, включался свет, и жуткая баба-детектив принималась настойчиво спрашивать, хорошо ли чувствует себя арестованная.
– Нет, плохо, – в очередной раз стонала Рут. – Вам что, заняться нечем? Что вы все врываетесь со своими идиотскими вопросами?