Вполне очевидно, что истоки шекспировского поэтического символизма берут своё начало от символизма сборника «Партенофил и Партенофа» Барнабе Барнса.
Вследствие чего, подавляющее большинство сонетов, содержащих слова-символы служили для раскрытия подстрочника, входя в число «непонятных сонетов» в понимании критиков от академической науки.
Но, как показало время, всё движимое по инерции, также как и закостенелое видение в науке, не прорастающее зелёными побегами свежих идей в конечном счёте обречено на застойное усыхание и забвение.
Построенный на характерных литературных образах шекспировский символизм формировал подстрочник практически всех тестов сонетов, где поэт, действительно — «раскрыл свою душу» читателю. Но строки сонета служили для меня исключительно в качестве материала, на основании которого был шаг за шагом построен психологический портрет великого поэта и драматурга, впоследствии послуживший мне для поиска новых находок и открытий при переводе сонетов.
Вне сомнений, неординарный стиль написания сонетов в группе 33-35, вызвал у меня нескрываемый интерес не только литературным образом «sensual fault», «чувственной вины». Впрочем, образ «loathsome canker», «мерзкой червоточины» в строке 4 сонета 35 при внимательном прочтении оказался одним из ключевых в группе наравне с образом «sensual fault», «чувственной вины». Благодаря этому образу слова-символы с заглавной буквы «Moon and Sunny» текста оригинала Quarto 1609 года дали подсказку об их важнейшем значении для всей последовательности «Прекрасная молодёжь».
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________
Original text by William Shakespeare Sonnet 35, 1-4
«No more bee greeu'd at that which thou hast done,
Roses have thorns, and silver fountains mud,
Clouds and eclipses stain both 'Moon and Sunny,
And loathsome canker Hues in sweetest bud» (35, 1-4).
William Shakespeare Sonnet 35, 1-4.
«Не буду более скорбеть от того, что ты стал (такой),
Розы имеют шипы, и серебряные фонтаны — в грязи,
Облака и затмения испачкали обоих: Луну, и Солнечного (оной),
И мерзкой червоточины оттенками на сладчайшей завязи» (35, 1-4).
Уильям Шекспир сонет 35, 1-4.
(Литературный перевод Свами Ранинанда 12.12.2022).
(Примечание: исследователям творчества великого драматурга не следует путать характерные для «елизаветинской» эпохи особенности авторского почерка в написании Шекспиром сокращений слов, например, глагола «greeu'd», как более ранней версии написания современного глагола «grieve», означающего «скорбеть» или «горевать». Например: «No more bee («greeu'd» = «grieve») at that which thou hast done» (35, 1) Quarto 1609).
После прочтения сонета 35, его подстрочник раскрывал не только интимные детали жизни поэта, но причину «sensual fault», «чувственной вины» юноши в его близких отношениях с обескураженным поэтом, который сетовал на «loathsome canker lives in sweetest bud», «мерзкую червоточину, проживающую в сладчайшей завязи». В предыдущих переводах сонетов 35, 54, 70, 95, 99 литературный образ «canker», «червоточины», уже подробно рассматривался, где мной проводился сравнительный анализ с образами из пьес Шекспира. К сожалению, подавляющим большинством критиков образ «canker», «червоточины» или «язвы» сонетов, был воспринят неверно в их научных изысканиях.
Впрочем, умозрительно сверяясь со строками рукописного черновика сонета 35, как мне представилось, бард предпочитал расставлять акценты на почти неуловимых нюансах «loathsome canker Hues in sweetest bud», «мерзкой червоточины оттенками (или нюансами) на сладчайшей завязи». При детальном исследовании текста сонета 35 обнаружилось, что в сонете присутствуют три действующих лица, включая самого барда, это были персоны, входящие в число очень близких для поэта людей. Причём, в сонете 35, повествующим были установлены соответствующие приоритеты при отображении образа «sensual fault», «чувственной вины», к детальному рассмотрению которого мы возвратимся ниже.
Являясь ключевым образ «чувственной вины» настойчиво подсказывал на очень близкую связь трёх действующих лиц. Когда поэт эту связь обусловил, как «sensual fault», «чувственную вину» юноши, в которого не случайно упоминался образ «sweetest bud», «сладчайшей завязи», то есть почкообразного отростка, порождённого персоной, скрываемой под образом «Moon», «Луны».
Вдумчивому читателю не составит труда в строках сонета 35 осмысленно почувствовать почти неуловимое мановение «нежного тайного греха», совершённого поэтом в ранней молодости, — «dolce peccato segreto» (итал. яз.).
Краткая справка.