В половине восьмого утра в уголовном розыске со всех сторон затрещали телефоны. Адамберг переключил свою линию, и теперь позвонить ему можно было только на мобильный. Он подтянул к себе стопку газет, первые полосы которых не предвещали ничего хорошего. Вчера вечером после того, как объявление о новой жертве «черной смерти» прозвучало в новостях, он позвонил окружному комиссару Брезийону, чтобы предупредить его. Если сеятель собирается отправить в газеты свои добрые советы, «как предохранительные, так и исцеляющие», защитить потенциальных жертв будет невозможно.
– А конверты? – возразил Брезийон. – Мы следим за их появлением.
– Он может сменить конверт. Я уж не говорю о шутниках и разных придурках, которые станут подсовывать их под двери.
– А блохи? – не сдавался комиссар. – Будем защищать тех, кого укусят.
– Блохи кусают не сразу, – ответил Адамберг. – У Клерка и Барду не было укусов. К тому же на нас свалятся тысячи безумцев, укушенных всего-навсего человечьими блохами, кошачьими или собачьими, и мы упустим настоящих жертв.
– И нас ждет грандиозная паника, – угрюмо заключил Брезийон.
– Пресса ее уже разжигает, – сказал Адамберг. – Мы не сможем ее пресечь.
– А вы пресеките, – отрезал Брезийон.
Адамберг повесил трубку, понимая, что рискует лишиться недавно полученного поста, и судьба его зависела теперь от прихоти хитроумного сеятеля чумы. Ему было почти наплевать, если придется лишиться места и уехать. Но он ни за что не хотел потерять нить теперь, когда вспомнил, где он ошибся.
Он разложил газеты и вынужден был закрыть дверь, чтобы не слышать непрерывных звонков, раздававшихся в большом зале, где его коллеги трудились не покладая рук.
«Малый трактат» сеятеля красовался на первой полосе и сопровождался фотографиями последней жертвы, комментариями о черной чуме и устрашающими заголовками: Черная чума или серийный убийца? Бич Божий возвращается? Убийства или заражение? Четвертая таинственная смерть в Париже.
И так далее и тому подобное.
Некоторые издания уже не так осторожничали, как накануне, и в статьях подвергалась сомнению «официальная версия смерти от удушения». Почти в каждой газете приводились доказательства, которые он изложил на пресс-конференции, но их тут же опровергали и разоблачали. Черный цвет трупов вводил в заблуждение даже самых опытных журналистов, и древние страхи пробуждались, как Спящая красавица, проспавшая триста лет в заколдованном лесу. И однако эта чернота была всего лишь великой оплошностью. Но эта оплошность могла ввергнуть город в пучину безумия.
Адамберг взял ножницы и принялся вырезать статью, которая беспокоила его больше остальных. В дверь постучали, кажется, это был Жюстен.
– Комиссар, – отдуваясь, заговорил он, – в районе площади Эдгар-Кине обнаружено много четверок. От Монпарнаса до авеню Мэн и по всему бульвару Распай. Похоже, разрисовано уже примерно две-три сотни домов, это где-то тысяча дверей. Фавр и Эсталер выехали на место. Эсталер не хочет работать в команде с Фавром, говорит, что Фавр для него как чирей на заднице, что делать?
– Поменяйтесь с ним, поработайте с Фавром сами.
– Он для меня тоже чирей на заднице.
– Послушайте, бригадир… – начал Адамберг.
– Лейтенант Вуазене, – поправил офицер.
– Вуазене, нам сейчас некогда заниматься вашими задницами.
– Понимаю, комиссар. Отложим на потом.
– Вот именно.
– Продолжать патрулирование улиц?
– Ложкой море не вычерпать. Приближается буря. Взгляните. – Адамберг протянул офицеру газеты. – Советы сеятеля на первой полосе: рисуйте четверки сами, если хотите уберечься от заразы.
– Я видел, комиссар. Просто катастрофа! Мы с этим не справимся. Сначала было двадцать девять, а теперь не знаешь, кого охранять.
– Остается только двадцать пять, Вуазене. Были звонки насчет конвертов?
– Больше сотни. Мы не успеваем отслеживать.
Адамберг вздохнул:
– Говорите людям, пусть несут их сюда. И проверяйте все эти чертовы конверты. Может, в этой массе попадется один настоящий.
– Продолжать патрулирование?