— Притормози, мамуля. Твой сынок сам послал меня такими словами, что не рискну повторить при даме. Хочешь выписать люлей? Не по тому адресу заявилась. Хреново воспитала — теперь разбирайся. — Вот дерьмо, зачем мальчишка Карле про них разболтал?! — А у меня ветеринарка сегодня по графику.
Леви поднялся с лавочки. Солнечный луч пробился сквозь разлапистую листву и ужалил в правый глаз. Жара потихоньку завоевывала каштановую аллею, расползалась по кривым улочкам старого города до бывшего Коммунистического тупика, накрывала торжище Арбузной пристани. Начинался новый день. Мирный. Без титанов.
— Бывай. — Воткнув бутылку с водой в карман сумки, потрусил обратно.
— Леви, подожди. — Он остановился, скосил глаза в сторону густой тени. Карла сидела, свесив голову. Едва тронутые сединой каштановые волосы закрывали лицо. — Не делай ему больно. — В голосе растерянность, даже беспомощность.
— Никогда. — Он не обернулся. Незачем. Не дура — поймет.
— Спасибо, — прошелестело в спину, и следом раздался удаляющийся стук каблуков по плитке.
Афишная тумба торчала у типа парадного входа половину вечности. Установленная еще при царе Александре-освободителе, она плевала на шквалы большевистского террора, рассвета и заката социализма. Ее не снесло волной перестройки, и только лихие девяностые оставили на крапчатом граните четыре пулевых: случилась стрелка с перестрелкой между кандидатом в мэры Дамиром Закклеевым и действующим градоначальником Фрицем. Сейчас тумба исправно исполняла свое исконное предназначение. Обычно Леви пробегал мимо, не обращая внимания на очередную морду, оскаленную притворным весельем или, наоборот, искаженную фальшивой болью, смешанной с любовью, политой алкоголем (шайтан побери судебную секретаршу Ралову вместе с ее плейлистом и Ольгой Пузовой!). Обычно пробегал. Но не сегодня. Сегодня он затормозил на скаку, едва не боднув ни в чем не повинного «урюка», который методично разгонял пузыри на глянцевой поверхности нового плаката.
— Съебись, — коротко бросил в обтянутую оранжевым жилетом спину. Пожав плечами, спина покорно свалила.
Поднятая вверх левая рука. Рокерская распальцовка. Волосы цвета малинового заката обрамляли лицо, знакомое до дрожи сердца. И главное — широко распахнутые изумрудные глаза. Кроваво-алое платье в пол. Надпись внизу летела серебристыми стрелами букв по длинному подолу. Magnolia Steel. Этот мир отхуячил сюрпризом по самое предынфарктное. Доставая из сумки смартфон, Леви опустился прямо на пыльный бордюр. И начал копать. Оказалось, что Стальная Магнолия родилась под Елды-Марлийском в деревеньке Пьянкино и числилась по паспорту Похмелкиной Изабеллой Ринатовной. Состояла на учете в детской комнате милиции за драки и мелкое воровство. Потом, в течение трех лет, — ни единого протокола. Зато в девятнадцать была отправлена в КПЗ прямиком с финала конкурса «Молодые голоса России» за нанесение повреждений легкой и средней степени тяжести дочурке некоего олигарха, которой отдало первое место купленное с потрохами жюри. И дальше — тишина. Пока с новым именем и малиновыми патлами не всплыла под ручку с наследником фирмы «Чёрч-рекордс» на затуманенных дурью рок-просторах Альбиона в баре Big Red. Фарлан, мать твою, Чёрч! Ты здесь оказался не просто мажором, но талантливым аранжировщиком и клавишником от боженьки всемогущего. Глаза неслись галопом по первым строчкам чертовой кучи хит-парадов, обложкам журналов «Биллборд» и «Ролинг стоун». К тридцати годам бывшая воровка Изабелла Похмелкина пребывала в шаге от Зала славы рок-н-ролла. А еще она решила заявиться на малую родину. В блеске бабла, славы, стали и под торжественные звуки собственного симфонического оркестра. Надо попасть на шоу. Да, Магнолия и Чёрч не заметят Леви в толпе бушующих фанов. Но пофиг. Он обязан их увидеть. Живыми. Придется напрячь Сына лейтенанта Шмидта. Пусть устроит Мадам Шнеерсон такую камасутру, чтоб вознеслась, потом спустилась и раздобыла билет! Два билета. Ерен тоже пойдет. Это не обсуждается. Точка. Рассматривая фотографии рок-банды, Леви заметил потеряшку. Рыжий ритм-гитарист со смазливой мордахой и коком под Элвиса изогнулся, оттопырив задницу, и самозабвенно надрачивал гриф. Вот и Флок Форстер нашелся. Иисус, Будда, Прародительница Имир, хоть кто-нибудь, объясните — почему чувак разгуливал в мире титанов с причей Короля?! Что-то внутри стен никаких Элвисов Пресли ухом не видали, глазом не слыхали. Причуды множественных, мать их, вселенных. Не иначе. Что ж, удачно оклематься после прихода, бывший рядовой Разведкорпуса. Леви поднялся и потрусил к дому. День начался бодро, даже слишком, и обещал ускориться стараниями чокнутой Очкастой. В душ бы успеть, еба.
Единственная ветклиника Елды-Марлийска располагалась в здании скотобойни на южной окраине. Уважаемое сельхозпредприятие прекратило свое существование по причине того, что рогатое сырье передохло с голодухи в конце перестроечных восьмидесятых, но таки все равно символично. Однако заядлый кошатник Закклеев отзывался о «коновалах» неплохо и, до кучи, отстегивал из городской казны. Во всяком случае, коридор сиял кипельной белизной кафеля, стулья стояли рядком вдоль стены. А еще невыносимо воняло цветочной отдушкой. Поц в переноске заворочался и недовольно чихнул.
— Какой няшка! — захлопала ресницами девица в бирюзовом халатике, едва Леви усадил кошака на смотровой стол.
«Няшка» ехидно прищурил левый глаз.
— Леви Исаакович, вы в коридорчике посидите, пожалуйста, — затараторила ветеринарша. — Мы сами справимся, — кивнув в сторону коренастого чувака с бритой башкой и золотой цепью вокруг мощной шеи.
Чувак казался смутно знакомым. Точно! Когда в прошлом году город накрыло эпидемией тиара-вируса, он толкал на Арбузной пристани таблетки для стерилизации свиней под видом чудо-средства. Тогда Захарченко просто приказал дежурным отпиздить горе-дилера и отпустить с миром.
— Давай, котейка, ушки посмотрим…
Воркование ветеринарши прервалось собственным визгом. Держась за щеку, она отшатнулась от стола. Голубая латексная перчатка окрасилась алым. Благородный Поц не собирался подпускать к себе всякий плебс.
— Э-м-м, господин… товарищ Аккерман. — Чувак-с-таблетками робко посмотрел на Леви. — Давайте я попробую? Ну чего ты такой сердитый, мы тебе плохого не сделаем, только посмотрим… — И неосмотрительно протянул руку. — А-а-а, ебаный пиздец! Он, падла, мне вену порвал!
Количество разбрызгиваемой по кабинету кровищи увеличилось. Девица хлюпала носом возле стеклянного шкафчика с лекарствами. Чувак-с-таблетками нянчил на груди раненую кисть. Поц прижал уши, оскалился, распушился и, похоже, приготовился сдетонировать маленькой, но ядреной бомбой.
— И что тут происходит? — раздалось у Леви за спиной.
— На-на-на-Нанаба?
— Ну да, уже тридцать лет Гюзель Нанабова. — Указательный палец постучал по бейджику, прицепленному к карману халата. — Здравствуй, гордость нашего задрищенска. Кстати, поздравляю с победой. Сука Лобов… хорошо еще никто не погиб.
Почему из башки вылетело, что здешняя Нанаба рулит клиникой для хвостатых и пернатых? Он с интересом наблюдал, как, открыв стеклянный шкаф, Гюзель Нанабова взяла с полки серое тонкое одеяло, невозмутимо подошла к шипящему кошаку и легким движением рук превратила буяна в крайне недовольный ролл. Спереди торчала ошарашенная мордель, сзади дергался черный хвост.
— Леви, подержи, будь добр, шею и тут, где окорока. А вы, рукожопы, пошли вон! — рявкнула в сторону девицы и чувака. — Леви, дави сильнее, не бойся. Кошки хорошо выдерживают давление. — И сунула Поцу под хвост ватную палочку.
Через двадцать минут усмиренный гопник добровольно-принудительно сдал все полагающиеся анализы, получил две прививки внутрижопно и пилюлю от глистов прямо в пасть. На Гюзель Нанабовой не было ни царапинки. По дороге домой Поц горестно мяукал в переноске, а едва очутился в квартире, посмотрел на своего человека с укором и презрением. Что, впрочем, не помешало кошаку, как истинному представителю хвостатых, вальяжно проследовать к миске. Леви тоже хотелось жрать. В морозилке обнаружились пельмени, просроченные всего-то на полгода. Они и полетели в кастрюлю. Блять. Слева под ребрами словно образовалась пустота. Там разрасталось вязкое, грозило затянуть во мрак кромешный, похоронить в пустой мерзлоте одиночества. Горько и сумрачно без тебя, Ерен-Эрен… Лежащий на пластике под мрамор смартфон оповестил звяканьем, что прокурора кто-то хочет. Не опять, а снова. Сообщение в ватсапе от зеленоглазой погибели заставило злорадно ухмыльнуться. «Маман отслеживала телефон и знает, что мы встречаемся. Собралась на тебя наехать. Решила — женишься на Раловой и хуйнул меня». Очень вовремя! Ничего, тебе от нее прилетит во все места и разом. «Уже. Поплакался ей, как на духу, исповедался, мол, сам меня бросил. Готовь жопу для мамкина ремня, раз мой хер не по вкусу» — одной рукой пытаясь отловить шумовкой скользкие комочки, Леви быстро набирал другой колючие фразы. В ответ прилетело: «Пошел нах». «Не, сегодня не получится. Майор Очкастая объявила общий сбор у себя на хате». Тарелка с хавчиком глухо стукнулась о пластик. Гаджет едва не выскользнул из моментально вспотевшей ладони. «Придешь?».