Блять!
Душ исправно поливал застывшего Ерена, кофейный кафель и липнущую к правому локтю шторку. Сколько же он проторчал дуб-деревом в ванне? Кое-как намылил шампунем голову, подмышки и пах, ополоснулся, закрутил краны, поскользнулся на запотевшем полу, едва не повстречался носом с умывальником, но все-таки ухитрился живым добраться до кухни. Лежащий возле варочной панели смартфон досыта нажрался электричества. На обоях Кайло Рен излучал мрачную харизму фронтмена метал-бэнда, а белые цифры на затянутом в черное торсе категорически показывали 9.44. Клиентка придет к десяти… Твою мышь! И тут блямкнуло пуш-ап уведомление. Ватсап. Писала та самая Наташа, которой он должен был сегодня закончить тигровую лилию на левой лопатке. Она только что проснулась и не сможет прийти раньше одиннадцати. Повезло.
Привычно-непривычный мир мелькал за окном неторопливого автобуса редкими авто, торопящимися в ближайший магаз за опохмелом опухшими отцами семейств, мамашками, катящими коляски и тоже мечтающими затушить банкой холодного пиваса горящие трубы. Субботнее утро в Елды-Марлийске не бурлило энергией. Оно вяло побулькивало, как бабушкина клубничная брага в трехлитровой банке. И растекалось по салону автобуса такой же кисловато-дрожжевой вонью, источаемой дремлющим напротив работягой в белой майке с бурым пятном на круглом пузе. Но это утро было мирным. Никто не ждал атаки безмозглых чудовищ, не боялся их слепой силы и перемалывающих в фарш зубов. «Возможно, ты оказался не в идеальной вселенной, не в самой прекрасной стране, но оглянись — здесь вполне можно жить».
Кто нашептывает ему мысли?
Вкрадчиво уговаривает, успокаивает?
Кто ты, голос в моей голове?
«Имя Розы» сияло стеклами дверей и витрины с портретом улыбающейся во все тридцать два владелицы. За спиной Мадам ненавязчиво позировали Имир, Криста, Марик-массажист и сам Йегер. Внутри у входа почесывал яйца на боевом посту чоповец Ванька Кирштейн. Администраторша Оля восседала за ресепшеном с видом львицы, по натуре победительницы, королевы, тигрицы. Душная чува… Марик (в мире титанов Марко Бодт) приветливо махнул рукой и скрылся в своем кабинетике: к нему уже заявился первый клиент. Закусив нижнюю губу, Имир размашисто работала пилочкой, словно деревянную балясину ошкуривала, а не ноготь. Тетка с лицом озадаченной курицы втыкала в смартфон, отдав руку в распоряжение мастерицы. Эти люди знакомы и незнакомы одновременно. Странно видеть живую Имир… И Марко. Здесь он качок с отполированными мышцами, а не тощий дрыщ. Но такой же добродушный тихоня.
— Приветики-пистолетики. — От подошедшей Кристы пахло кофе и ментоловыми сигаретами: наверняка курила у служебного входа. — Почему грустный? Поссорились?..
Вот только не хватало милой блонды с ее озабоченностью личной жизнью всех живых существ отсюда до Китая!
— Прост не выспался, — буркнул Ерен, понимая, что сейчас его с любовью поволокут в комнату отдыха для допроса с пристрастием.
Спасла вбежавшая Наталья. Она приветливо кивнула Кристе, улыбнулась Ерену и, на ходу разматывая бледно-розовый шарфик, пошла в кабинет. Ну слава яйцам Хана Соло!
Когда спрашивали: «Как у тебя получается так набить бабочку, что кажется — она вот-вот взлетит?» — или: — «Твои цветы хочется понюхать: кажется, что они живые, — как ты это делаешь?» — он мялся, отшучивался, стараясь уйти от прямого ответа. Ответа не было. Адекватного, понятного художникам, заказчикам, спонсорам, таким же тату-мастерам. Им же не скажешь — нужно просто представить, что, мерцая синими крыльями, на плечо опустилась бабочка и принесла с собой цветущий зной тропического леса. Им же не объяснишь — нужно увидеть раскрывающую миру свой царственный огонь тигровую лилию. Остальное руки сделают сами. Именно так учил его старый зек по кличке Дот. А еще есть профессиональный секрет — надо обмотать держалку несколькими слоями туалетной бумаги, закрепив их резинкой для денег. И никаких силиконовых накладок: туалетная бумага не скользит, принимает форму твоих пальцев и ее легко заменить. Вот!
Клиентка легла на кресло. Ерен окинул быстрым взглядом рабочий столик — все ли на месте. Воткнул наушники, врубил на смартфоне плейлист «острых перчиков». Почему-то тигровая лилия ассоциировалась с горящей алым смесью фанка со знойной текучей гитарой Словака и мелодичными аккордовыми рисунками Фрушанте.** Отточенными движениями он принялся за растушевку серой тени под оранжевым лепестком…
Звякнула о стеклянный столик машинка. В наушниках затихли летящие на крыльях ноты «Музыка — это мой аэроплан. Это ебучая дурь, приправленная болью». Его работа — тоже музыка. Мелодия, сотворенная душой и сыгранная, спетая руками. Тигровая лилия расцвела на левом плече, солнце отражалось в капельках росы на ее лепестках. Его работа так же щедро посыпана болью в затекших мышцах и одеревенелой шее. С удовольствием прогибаясь в спине, Ерен повертел головой. Теперь — мазь с антисептиком легкими движениями по коже. Повязку закрепить пластырем. Закончено. Наталья благодарила. Смущаясь, бормотала что-то восхищенное. Слова не касались сознания. Они не имели значения. Только оживший цветок, скрытый сейчас под прозрачностью дышащей пленки. Девушка осторожно надела светлую блузку. Надо проводить до ресепшена… Слишком знакомый своей неумолимой четкостью стук каблуков вырвал из умиротворенных чувств. В салон пожаловала Карла Йегер собственной персоной. И персона решительно маршировала по холлу в направлении «сына-идиотины». Попал, бля!
— Ты освободился, — маман констатировала факт. — Пойдем, есть разговор.
— Ммм… Здравствуйте, Карла, не хотите освежить кончики? — попытка Кристы спасти от напасти мгновенно загашена начальственным взглядом:
— Спасибо, не сегодня.
Маман не пошла в кабинетик, а свернула в узкий коридор, ведущий к запасному выходу:
— Не стой столбом. Открой, — дернув круглую ручку.
Ничего не оставалось, как вытащить из заднего кармана служебный комплект ключей. Взглянув на растущую возле щербатого крыльца сочную крапиву, глава Департамента градостроительства Елды-Марлийска недовольно фыркнула. Мощная стальная дверь захлопнулась, отрезая фоновый шум салона и путь к спасению.
— Он тебя бросил? — выщелкнув из пачки тонкую сигарету, она чиркнула серебряной зажигалкой, забросила в объемистую сумку-корзину и уставилась на Ерена. — Ночь с пятницы на субботу ты проводишь на улице Матроса Сковороды, потом, около восьми тридцати утра, вы отправляетесь на пробежку в парк, дальше ты едешь сюда… Да, я отслеживаю твой телефон…
Она продолжала сыпать цифрами. Часы и минуты слились в назойливое жужжание, заглушаемое мыслью: «Маман следит за каждым шагом, интересно, когда ремонт делали — приказала напихать в квартиру жучков? Чтобы все под контролем? Чтоб комар не пролетел?». А еще нарастала ярость и жгло обидой.
— Мне уже даже не пятнадцать…
— Молчи. Молчи и слушай. Я не могу позволить своему единственному сыну ходить без присмотра по городу, где шляется этот Ромка-Броневик со своей бандой. Если он… — всосав в себя разом пол сигареты, только пепел дрогнул на кончике и печально упал, испачкав черно-лаковую «лодочку». — Прикажешь утешаться тем, что Аккерман посадит эту мразь за убийство?
— Мам, какая банда нахрен? Ромка своих давно заманал, банда кончилась еще в мезозое…
— Завали хавальник, лохам слова не давали! — Ну пипяо: безукоризненно вежливая глава Департамента по градостроительству вспомнила молодость и перешла на лексикон Арбузной пристани, где помогала бабушке, подтаскивая бидоны с клубничной брагой, в конце девяностых. — Он… Аккерман женится? На ком? На судебной секретутке? Этой крашеной лахудре Раловой? Она давно на него глаз положила, кошандра помойная!
— Мам, хватит. Я сам…
— Ага, сам, — затаптывая каблуком окурок. Она отвернулась, обвела взглядом автостоянку. Губы сжались в резкую бордовую линию. — Я не позволю наглому выскочке сломать тебе жизнь. — Ей удалось взять себя в руки. — Сегодня же поговорю с ним.
Хлопок черной двери форда-цивик поверг Ерена в траур по личной жизни и заткнул возмущенные вопли. Дав по газам, маман рванула дворами в сторону мэрии. В другом мире Карла Йегер была тоже не булочкой с корицей — когда сказал, что хочет учиться в кадетском корпусе, словил ремнем по заднице. Да уж… Папа Гриша давно объяснил: гиперопека — попытка компенсировать детство, проведенное с бабушкой. Ерен тогда почти не видел маму. Сначала она укатила в Волгоград учиться в строительном универе, потом по кирпичику складывала карьеру. Через неделю после восьмого дня рождения пришла с подарком — первым телефоном-раскладушкой в коробочке, перевязанной голубой лентой. Чмокнув в макушку, присела на краешек продавленного дивана и сказала: «Завтра я познакомлю тебя с дядей Гришей и его сыном Зигфридом. Мы станем жить все вместе». Тогда он ни фига не понял: первый в жизни гаджет куда интереснее разговоров о каких-то там дядьках. Свадьба случилась только через год. Мама надела бледно-лиловый костюм и такого же цвета шляпку с вуалью-сеточкой. В тот день от нее пахло отстраненностью и сиренью. А папа Гриша счастливо суетился вокруг «ледяной невесты», приглаживал вихры на макушке Ерена, поправлял галстук Зиггу, что-то бормотал, бормотал, бормотал…