Галина почувствовала свою беспомощность. Не было у нее ни собственного опыта, ни подхода в столь деликатном деле, как воспитательная беседа с юношей на темы, выходящие за пределы его обычных представлений. Единственно, что ей осталось, — повторить сказанное звонарем Серафимом: «Вырастешь — во всем разберешься, а покуда учись, набирайся жизненного опыта и знаний…» Впрочем, она попробовала объяснить Василю в самой доступной форме кое- что о двух противостоящих силах — богатых и бедных, — что вступили в смертельную схватку, о силе правды, которая обязательно переборет зло на земле, рассказала и о таких людях, как машинист Заболотный, людях ясного ума и несгибаемой воли, которые сумеют не только рабочих Подола, но и весь рабочий класс России привести к победе.
Василь замер, Галина толкует о двух силах. Поучает его, шестнадцатилетнего увальня. Но увалень этот, милостивая панна, уже кое-что кумекает в этих «силах». Помещик — одна сила, а мужик — сила иная. Достаточно наглядное представление о борьбе этих сил он получил еще в родном селе. Невольно припомнился дед Андрей. Не подчинился господину уездному старосте, остался верен своей общине, но… и не победил, а прежде времени отправился гнить в землю. И помещика Новака, первого богача на всю волость, никак не одолеют мужики, даром что их — огромное большинство, а он — один. И полковник Осипов родом из той же — первой силы, которой вольно сажать людей за решетку, стрелять и вешать… Где уж беднякам одолеть злую силу, если за ней сам царь стоит, а у царя не счесть жандармов и войска наготове!
— Вот когда войско перейдет на нашу сторону, — пробует Галина получше разъяснить, — все пойдет по-другому…
Василь противится даже слушать такое. Давно ли он видел на улицах Киева маршевые роты, что под музыку духовых оркестров отправлялись покорно на фронт. Армия не вступится за бедняков: ее ведут офицеры. Вроде Осипова, приказавшего повесить газду Покуту.
— То чистейшая фантазия, панна Галина, — дерзнул возразить Василь. — Взять, к примеру, моего отца, панна Галина, разве осмелился бы он не пойти на войну? Никому на ум не пришло поинтересоваться, согласен ли он бить москалей во имя императора. Закованных в кандалы русских солдат я сам, собственными глазами видел во Львове, — русские же солдаты их и арестовали. Да вы же сами, панна Галина, приказали подпоручику Падалке не домой отправляться, а на фронт. А туда, всем известно, не на прогулку отправляются, туда идут убивать, калечить других.
Галина бессильна растолковать хорошенько простодушному, вроде его дяди, но честному парню с цепким, наблюдательным умом всю глубину и сложность законов человеческого общества. Ни к чему раскрывать перед ним все тайны подполья и конспирации. Наступит время — сама жизнь ему подскажет, где классовый враг, а где друг.
— Василек, — сказала она, — не торопись, со временем все узнаешь, только надо тебе учиться. Если согласен, я в ближайшие дни куплю тебе билет на поезд. Станция Мечетна, кажется? Ну, вот и все. Там, как беженец-галичанин, будешь учиться на казенный счет. Станешь в будущем агрономом. А к той поре, возможно, и в Галичине вспыхнет революция.
— Революция? — повторил Василь. У него широко открылись глаза, он замер — так неотразимо овладело всем его существом произнесенное грозное слово, которое он впервые услышал от Игоря на днепровской землечерпалке. Он не в состоянии был вообразить, чтобы эта самая революция, которая простых людей делает отважными и справедливыми, а господ жестокими и трусливыми, чтобы она докатилась в их горы, к бедным лемкам. — Слишком уж покорный у нас народ, панна Галина, не годен он будет принять ее, революцию. Ведь не поддержали же сельчане моего деда, хотя он ради них за решетку сел.
— Василек, поверь мне, не вечно люди будут безропотны и приниженны. В конце концов каждый бедняк осознает, кто его истинный враг.
Но паренек все еще никак не мог поверить в это чудо. Игорь рассказывал ему о революции девятьсот пятого года, водил даже по улицам, где проходили восставшие войска со своим офицером Жадановским. Но то Россия, тут, наверно, все возможно, тут действуют такие смелые люди, как машинист Заболотный, а там, в Карпатах!..
— О, панна Галина не представляет себе, какие там сильные господа шляхтичи.
— Но революция еще сильней, Василь! — Галина стояла посреди гостиной, стройная, пышноволосая, и, воодушевляясь, рисовала юноше величие и несокрушимость будущей революции. — Остановить ее не дано ни морям, ни высочайшим горам. Она, Василек, дает свободу узникам, рушит царские троны, она же карает врагов народа!..
Василь не сводит с нее восхищенных глаз, затаив дыхание, напряженно ловит каждое ее слово, и на ум приходит неожиданное сравнение: легкая, словно ветер, Галина, с ее проникновенным, льющимся в душу, как песня жаворонка, голосом, невольно связалась в его воображении с картинкой, которую на прошлой неделе показал ему Игорь. То был небольшой рисунок молодой женщины — с распущенными косами, с пламенеющим знаменем в руках, с вдохновенным лицом, зовущим за собой вооруженных людей. Василь спросил: «Кто это?» — «Революция», — ответил Игорь. «Именно такая?» — удивился Василь, у него уже сложилось некое представление о революции как о народном восстании. «Символический образ революции!» — пояснил Игорь. Василь постеснялся спросить, что за символичный образ, и лишь теперь, глянув на панночку, сообразил, что для художника символичным образом может быть вот такая Галина, женщина исключительной доброты и мужества, которой не страшны ни жандармы, ни тюрьмы. Та, что на картинке, и та, что перед ним, удивительно схожи — обе в одинаково легком платье, и у каждой те же движения быстрокрылой птицы… Лишь знамени недостает Галине.
Так закончилась беседа Галины с Василем. Условились, что завтра она достанет ему билет и он немедленно отправится в степи Екатеринославщины, чтобы успеть к вступительным экзаменам в сельскохозяйственную школу. Василь попросил разрешения у Галины сходить на Подол к Заболотным, попрощаться с Игорем и его матерью.
В последнюю минуту Галина, многозначительно приложив палец к губам, предупредила:
— О чем было у нас говорено, никому ни гу-гу. Слышал?
— Не сомневайтесь, панна Галина. Я знаю, что такое конспирация.
11
Когда Галина провожала Василя, дверь из кабинета в коридор приоткрылась и показалась седая голова отца.
— Зайди, пожалуйста, — сказал старик. По тону — деловому и почти официальному — дочь легко догадалась, что разговор предстоит не из приятных. Последнее время отношения между ними заметно испортились. Отец был явно недоволен, что, не закончив курсы в Петрограде, дочь осела в Киеве и надела серое платье сестры милосердия, не нравилось ему и то, что Галина, помимо госпитальных дел, поддерживает какие-то сомнительные связи с военными, которыми уже пропахли, как выражается отец, все уголки в квартире. Галина предчувствовала: сейчас отец наверняка напустится на нее из-за чужого парня, которого, не спросив родителей, она посадила за общий семейный стол, предупредив вдобавок мать, что Василек на какое-то время поселится у них.