Володька тем вечером так не пришел, а сама она идти к нему в темноте побоялась. Тем более, где-то были слышны выстрелы, хотя может и показалось. Сосед, крепкий, несмотря на прожитые 60 лет, мужик объявился только на следующий день к обеду
– Ты где был? Я тя вчера весь вечер прождала, ирод.
– Так стреляли вчера Ильинична, я и не пошел. А утром кум заезжал, считай мой ровесник, так нет же, в самооборону записался. Говорит они вчера с патрулем на БМП проезжали, а тут русские солдатики по хатам ходят, мародеры видать. Наши им: «Стоять!». Надо было руки поднять и стоять спокойно. А те, дураки, в кусты ломанулись, ну их и положили. Кум мне и говорит: «Всё живые души, похорони говорит, как положено».
– А ты чего? – спросила Ильинична
– А куда мне деваться, не чужой человек просит. Да и проставится потом. Прикопал у церкувшки за оградой. Крестик один на двоих поставил. Попа бы позвать, да куда-то делся как назло. Тебе картошку то куда поставить?
– Неси в погреб. Заодно огурцы там возьми. Да самогонку, смотри, не трожь. У меня померено всё.
Кум ушел, а Ильинична выпила рюмку самогонки, что позволяла себе не чаще раза в год, и ещё с час сидела у стола, глядя в окно невидящими глазами.
Выйдя из последней в селе избы, в которых где горел свет, Майя Евгеньевна с надеждой посмотрела на небо, одежда совсем промокла, а холодный мартовский дождь и не собирался заканчиваться. Здесь никто про Игоря ничего не слышал. Надо было идти пока совсем не стемнело. До следующего села было четыре километра по проселочной, изрядно подмокшей дороге, может там кто видел сына.
Третий день она обходила округу в его поисках, и надежда таяла, как залежавшиеся с зимы сугробы под весенним дождем. Майор, командир батальона сказал, что Игорь пропал где-то в этих местах. Точнее он сказать не мог, да и не знал похоже. Говорит, в первые недели здесь была полная неразбериха, как в фильме «Свадьба в Малиновке». Все думали, как на учениях будет, а оно вот как обернулось.
Хорошо хоть старший брат Иван выписал пропуск от ФСБ, как внештатному корреспонденту ведомственной газеты, научил куда ехать и к кому обратиться, так бы с ней никто и разговаривать даже не стал. Он всегда о ней заботился, хоть и был сводным.
До Ивана она сегодня опять и дозвонилась, третий день не отвечает. Надо завтра его жене, Галине Андреевна позвонить, узнать, может, случилось что.
Майя Евгеньевна натянула мокрый капюшон на голову и потихоньку побрела по дороге в неуместных здесь городских сапогах на платформе, вглядываясь в сгущавшиеся сумерки со слабой надеждой на попутный автомобиль.
Полковник
Полковник ФСБ Иван Андреевич Верещагин сидел на кухне и пил коньяк. Один. Из закуски был лишь слегка посыпанный сахаром лимон, порезанный на толстые, толщиной с палец куски. Коньяк был не самый дешевый, но и не из дорогих – испанский бренди 10 летней выдержки. Полковник мог себе позволить и французский ВСОП и даже ХО, но не было у него привычки тратить на себя больше необходимого.
Взятки, Иван Андреевич никогда не брал, хотя возможности были. Вот уже 25 лет он работал в 6-ом управлении ФСБ, занимающимся надзором над армией. Контролировать всех офицеров, а уж тем более солдат, не хватило бы ресурсов даже у такой щедрой на подобные расходы страны, как Россия, а вот все генералы и командиры отдельных частей были под надзором, хотя назвать его постоянным и всеобъемлющим было нельзя. Военные были разные, кто честен и беден, как церковная мышь, а кто-то тащил всё, что плохо лежит. Первых брали на карандаш, вторых по-тихому увольняли. Слишком велик был риск, что они могут отнести к категории «плохо лежат» и военные секреты. Наиболее же благонадежными считались те, кто посередине: заводили любовниц, использовали солдатиков и технику для своих нужд, потихоньку зарабатывали на закупках, но меру знали.
Верещагин знал о генералах, больше чем их жены, и мог намекнуть кому-либо из подопечных на необходимость делиться, отказа бы не было. Но он не намекал, хотя искушение иногда одолевало, особенно когда видел коллег на автомобилях дороже своей московской квартиры, в окна которой сейчас даже сквозь плотные занавески навязчиво светило солнце. Яркий свет отчетливо высвечивал обшарпанные обои.
– Все собирался, собирался, да так ремонт и не сделал. Теперь-то вряд ли доведется. Надо бы жене хорошего ремонтника присоветовать, а то сдерут втридорога, а сделают тяп-ляп – подумал Верещагин
Иван Андреевич вышел на небольшой балкон, в отличие большинства соседских, ничем не заставленный. Под окнами скрипели качели, и без устали гавкала какая-то мелкая собачонка. Ласковый луч солнца попал на лицо и Иван Андреевич не без удовольствия зажмурился. Умирать не хотелось, даже несмотря на 60 лет, прожитые вполне достойно. Врут, те, кто говорят, что в старости умирать легко. Врут. Хотелось съездить на майские на дачу, пожарить шашлык и сидеть с женой в собственноручно построенной беседке, неспешно попивая коньяк и наблюдая за так же неторопливо садящимся солнцем.