Голоса теперь раздавались совсем близко. Ама уже раздосадовалась, что скоро магистры уйдут, и ей не удастся послушать, о чем они говорят, но звук разговора не затихал. Девушка прислушалась и решила, что магистры остановились как раз в нише. На всякий случай она сделала маленький шажок назад, насколько позволяло пространство, и прижалась спиной к каменной кладке стены, чтобы не пошевелить гобелен и не выдать своего присутствия. Мужчины без тени подозрений продолжали беседу.
– Не страшно. А что с ее пустой? Вы проверили?
– Еще нет. Но по нашим донесениям на Изнанку возвращался Нильсон, искал свою сослуживицу. В отчете сказано, что он пребывал в крайнем смятении и был обеспокоен отключением ее пустой, Василисы.
– Вы проверили эту информацию?
– Никак нет, не успели, отдел взыскания нашел Нильсона раньше.
– Исправьте это, Терн! Донесения и домыслы – недостаточные основания для анализа. В этой операции не должно быть ни единой осечки. Вы ведь осознаете всю важность происходящего?
– Так точно! Приложим все усилия.
– Не сомневаюсь. Вы подготовили список стиллеров из нынешних призывов?
– Уже заканчиваем. Проверку прошли все стиллеры при исполнении, сейчас обрабатываем данные.
– Сколько уже отобрали?
– Пока только троих.
– Хорошо, не будет лишнего шума.
– Простите мое любопытство, Ирвик, но как же бывшие стиллеры? Разве с ними шума не будет?
– Это вряд ли. Обработку стиллеров в отставке Президент решил приурочить к общему приказу об изъятии морфеевых проводников. Да и кого заботят отставники? Можете о них не беспокоиться. Заканчивайте работу, жду результатов до конца недели. Ах да, что там со скрижалью? Все еще в надежном месте?
– Именно. До поры до времени.
– Вы уверены, что хранитель отдаст ее в нужный момент?
– Более чем. Нет причин сомневаться.
Чем дольше Ама слушала, тем меньше понимала. Магистр сказал, что все стиллеры при исполнении прошли проверку. Какую, интересно знать? Девушка не припоминала ни одной за последнее время. И вообще, проверку на что? Какая операция? Какой шум? И что там с бывшими стиллерами? А что за скрижаль?
Любопытство никогда не значилось в числе пороков изнаночников, но Ама с раннего детства была любопытной. Если рядом происходило что-то интересное, она просто не могла устоять. А в том, что разговор магистров шел о чрезвычайно интересном деле, девушка не сомневалась. Увы, теперь они перешли на куда менее волнующие темы и беседовали о научных трудах и отчетах стиллеров. Скукота!
Ама зевнула и едва сдержалась, чтобы нечаянно не выдать своего присутствия. Как назло, магистры не спешили уходить и вели неспешную беседу. И чего бы им не пойти к себе в кабинет, да не поболтать за кружечкой эля? Но нет, они упрямо стояли в нише, где пряталась Ама. Она уже приготовилась покрыться паутиной и умереть здесь от старости, как неожиданно нащупала рукой нечто удивительное. На каменной стене за ее спиной была замочная скважина! Вне всяких сомнений, она самая – Ама прекрасно различала замки на ощупь, недаром так легко пробиралась на кухню общежития.
Как можно тише девушка развернулась и присела. Достала отмычки из потайного кармана жилетки, и взялась за работу. Когда дверь наконец поддалась и приветливо распахнулась, Ама успела вся взмокнуть. Еще ни разу ей не приходилось вскрывать замок столь бесшумно. И она справилась, чем немедленно возгордилась.
За дверью обнаружилась узкая винтовая лестница. Новая волна любопытства захлестнула девушку, и та успела позабыть о странном разговоре магистров – вот она, ветреность пятнадцатилетних. Ама скользнула в крохотный проем и осторожно прикрыла за собой тяжелую дверь, отметив, что та даже не скрипнула. Лестница оказалась длинной, как язык сплетницы, и к концу пути у девушки уже кружилась голова.
Уняв головокружение, Ама огляделась. Она попала в просторный коридор, освещаемый лишь слабым голубоватым светом несгораемых свечей. По обе стороны виднелись одинаковые серые двери, что примечательно, без единой ручки. Девушка осторожно двинулась по коридору – только взглянуть, и сразу обратно. Когда она дошла до середины, одна из дверей распахнулась. Увы, на этот раз удача ей не улыбнулась: ни гобелена, ни какой-нибудь ниши в стене не было. Ама размышляла над этим не больше секунды, и бросилась наутек к лестнице.
– Амарэя! – настиг ее резкий окрик.
Девушка застыла на месте и неловко развернулась, вдруг растеряв всю свою грацию, скорость и даже любопытство. Как по волшебству она превратилась в неловкого и робкого ребенка. Впрочем, никакого волшебства тут и в помине не было – строгий голос матери из любого смельчака сделает недотепу.
– Мама? Что ты здесь делаешь? – спросила девушка, но тут же пожалела о содеянном.
Наверняка, сейчас мать задаст ей тот же вопрос, а оправдания на такой случай у нее не заготовлены. Юная стиллер только начинала вести свои «списки лжи», и большим разнообразием те пока не отличались, ведь она не так уж много времени провела на Лицевой. Но матери удалось ее удивить.
– Ама, девочка моя! – быстрым шагом та подошла к ней и заключила в объятия, – Как хорошо, что ты здесь! Я уже собиралась посылать за тобой.
Такое ласковое обращение сбило девушку с толку. Не похоже на ее маму, старшего магистра высокой магии. Она всегда была строгой и сдержанной женщиной. Волосы уложены в идеальный пучок, на мантии ни единой лишней складочки, всегда чистая, опрятная и подтянутая, ее мать дорожила собственной репутацией и держала всех в строгости, включая и саму себя. Ее губы всегда держались поджатыми, спина – выпрямленной, а глубокие голубые глаза смотрели на всех с потенциальным осуждением. Но сейчас от нее не осталось и следа: руки мелко тряслись, глаза лихорадочно блестели, из идеальной прически выбилась непослушная прядь.
– Мам, ты меня пугаешь! Что стряслось?
Мать быстро оглянулась по сторонам и потянула дочь за руку в сторону двери, из которой недавно вышла.
– Не здесь, Ама, идем в мой кабинет.
– В кабинет? Туда же нельзя!
– Сегодня – можно. Идем скорее, не упрямься.
Как только за ними захлопнулась дверь, перемены в матери стали еще более очевидными: на глаза накатывали слезы, губы подрагивали, плечи ссутулились. Среди лаконичной обстановки кабинета и стерильной чистоты лаборатории женщина выглядела еще более непохожей на себя, чем в коридоре. Ама обняла ее:
– Мам, ну ты чего? Все будет хорошо, слышишь?
Мать отстранилась и взглянула на дочь по-новому.
– Да, так и будет. Я им не позволю. Не позволю!
– Не позволишь чего?
Та проигнорировала вопрос:
– Девочка моя, ты должна бежать. Прямо сейчас, времени на сборы нет. И как можно скорее! Я покажу тебе выход и напишу записку твоему брату. Беги к нему и старайся избегать освещенных улиц. Ты все поняла?
– Нет, мам, я ничего не поняла! Что, черт побери, тут происходит? Почему я должна бежать? И от чего?
– Нет времени объяснять. Все, что я могу сказать – ты в списке. Считай, что приговорена. Но этого не будет! Я тебя спасу, чего бы мне это ни стоило. Идем же! Идем! Вот, держи, – с этими словами мама достала из ящика и протянула ей массивную сумку на длинном ремне.
– Что это? – спросила девушка.
– Экстренный набор. Тут плащ, сменное белье, деньги и другие мелочи. Сама разберешься. Не забудь на улице закутаться в плащ.
– Мам, ты что, хранишь в лаборатории сумку на случай побега? Это вообще нормально?
– Девочка моя, ты еще многого не знаешь о Корпорации. Не спрашивай, всему свое время.
Ама не стала спорить. Как и любой изнаночник, она умела рассчитывать вероятности. И вероятность того, что ее мать в таком состоянии сможет что-то объяснить, стремилась к нулю. Женщина быстрым шагом подошла к своему столу, схватила перо и застрочила послание. Потом свернула лист конвертиком, поставила печать, капнув при этом горячим воском себе на пальцы, и сунула бумагу Аме. Та спрятала конверт во внутренний карман и молча пошла за матерью, которая уже тянула ее за руку.
Они прошли через лабораторию, вошли в подсобку, заполненную зельями, травами, корешками, порошками и странными амулетами. На каждой мелочи красовался ярлык, подписанный каллиграфическим почерком матери. Она уверенно прошла через все длинное помещение, подошла к дальнему стеллажу, ощупала его боковую стенку и что-то нажала. Раздался звонкий щелчок, и шкаф отъехал в сторону. За ним обнаружился проход. Мать поманила Аму: