Он вздохнул ещё раз и приказал себе переключиться на другую тему.
К зданию НИИ «Атом» в подмосковном Королёве он подъехал уже почти спокойным, трезво оценивающим своё положение. Хотя ранка на сердце («Я пойду с Димой Латышевым») зарубцовываться не хотела.
Роман Волков отозвался тотчас же и вышел из центральной проходной института через две минуты, одетый в модную «крылатую» футболку серебристого цвета и белые спортивные штаны. Он был спокоен, сосредоточен и деловит. Сел в машину Вьюгина, протянул руку.
– Слушаю.
– Знаю, что важные решения принимаются не скоро, – начал Афанасий, – но тут особый случай. Я вам верю, поэтому напоминать о конфиденциальности разговора не буду.
Он вкратце передал собеседнику идею привлечь его к операции ФСБ по освобождению провалившегося разведчика. Заметил вспыхнувший в глазах Волкова интерес.
– Согласны?
Роман качнул головой, не торопясь отвечать.
Афанасий сунул в рот мятную лепёшечку жвачки, откинулся на водительское сиденье, искоса наблюдая за профилем висва. Тот поднял бровь, прямо посмотрел на майора.
– У вас неприятности, личные, не так ли?
Афанасий чуть не подавился. Хмыкнул, сожалеющее провожая проглоченную жвачку внутренним взором.
– Допустим. Хотя в принципе это перманентное состояние. Когда-нибудь я вам расскажу одну историю.
– Девушка чем-то вас обидела. – В тоне Волкова не было вопроса.
– Не обо мне речь.
– Извините. – Роман снял с него пресс взгляда. – Могу помочь, если захотите. Но… вряд ли из вашей идеи получится что-то путное.
– Если вы о работе – вас отпустят, не беспокойтесь.
– Звонок из конторы? Чтобы все знали, что я ваш сексот?
– Ну, что вы, всё гораздо проще и прозрачнее, о конторе никто не говорит.
– У вас что, не хватает своих сенсов?
– Таких, как вы, мало.
– Вы же не знаете меня в деле.
– Судя по успешной блокировке польской «колдуньи» во время волейбольного матча, вы очень сильный экстрасенс. Кстати, мы должны были бы знать о вашем существовании, однако никаких сведений не имеем.
Роман усмехнулся.
– Виден не каждый сенс.
– Верно, мы это понимаем. Итак, что скажете?
– Не знаю. – Роман пригладил несуществующие волосы на затылке. – Как говорится – и хочется, и колется, и мама не велит. А если я окажусь несостоятельным?
– Так ведь с нищего и взятки гладки.
– Благодарю за нищего.
– Я просто привёл поговорку.
– Сколько у меня времени?
– Вылет поздно ночью.
– Как вы быстро всё решаете.
– Работа такая.
Лицо Романа затвердело.
– Хорошо, я буду готов. Что необходимо взять с собой?
Афанасий с облегчением перевёл дух.
– Только самые необходимые вещи. Вас экипируют в должном порядке. Ждите, я позвоню.
Волков кивнул и вылез из машины.
Афанасий проводил его оценивающим взглядом. Перед его мысленным взором вдруг проявился призрачный палец, качнулся из стороны в сторону.
Волков исчез за дверями главного входа в институт.
И только после этого Афанасий понял, что уловил ментальный посыл экстрасенса, отреагировавшего на его пытливый взгляд.
4
Осознание в действительности – это Абсолютное Безмолвие. Или – Абсолютная Пустота. Между Явлением и его описанием – стена, стена обусловленности, потому что любое слово, которое могло бы передать смысл осознания, тотчас возвращает человека в обыденность.
Сущность осознающего чиста и прозрачна, ибо она воспринимает Явление, но не цепляется за слова, не преломляет, не искажает их, пропуская через себя. Они суть – ещё одна форма обусловленности, ограниченной прогнозированием, планированием, структурированием непознанного.
Поэтому оставь неуклюжие попытки описать свои ощущения, сопровождающие состояние полусмерти, потому что они не имеют отношения к подлинному осознанию. Чувствуй! – и иди к веданью, которое есть истинная Благость. Ибо знающие не говорят, а говорящие – не знают…
Он очнулся!
Белый потолок, белые стены, белый свет, струящийся отовсюду и не позволяющий определить размеры помещения.
И боль во всём теле, особенно – в области шеи, запястий, предплечья левой руки и щиколоток.
Ылтыын попытался повернуть голову и едва не потерял сознание от этого ничтожного движения. Увидел краем зрения белый кафель на полу, простыню, накрывавшую его тело, край лежака, на котором лежал, пристёгнутый к нему ремнями.