Еще минувшей зимой гитлеровцы выжгли и взорвали перед уходом центр Харькова, все лучшие дома, которыми справедливо гордилась страна: Дом госпромышленности, Дом проектов, здание обкома партии, гостиницы и многие другие. Тогда казалось, что предел хаоса и разрушения достигнут. Но изобретательные гитлеровцы умеют находить объекты для уничтожения; и когда мы взглянули из-за гребня высотки вперед, нам открылось зрелище, от которого мороз пошел по коже: Харьков снова горел. Клубы дыма вставали до неба. Фашисты жгли то, что они не успели сжечь минувшей зимой. Вдали, озаренная мертвенным светом полной луны, лежала призрачная площадь Дзержинского. Скелеты мертвых многоэтажных домов зияли пустыми глазницами, и как-то жутковато и просто не по себе становилось от мысли, что в одном из крупнейших городов СССР в эти минуты гитлеровцы расправляются со всеми, кто хоть бы словом обмолвился о своих радостных чувствах в связи с приближением Красной Армии.
Чуть поближе виднелись в сумраке контуры пригорода Алексеевка. Это большой поселок, Наши подразделения уже прошли через него, направляясь к городу. Сейчас в поселке относительно тихо, а ведь буквально несколько часов назад немцы с бешеным ревом, улюлюканьем и свистом бросались отсюда в контратаки против наших наступающих подразделений, Они рассчитывали задержать наше движение, но ничего, кроме новых огромных потерь, не достигли.
Здесь, в Алексеевке, вчера произошел трогательный случаи. Местный сапожник Литвинов несколько дней назад видел, как немцы минируют шоссе. Заметив, где лежат мины, он решил во что бы то ни стало предотвратить потери наших частей на минном поле. И как только разгорелся бой за Алексеевку, дед потихоньку, по-стариковски побрел на перекресток, где проходили машины, остановился под градом осколков и начал сам регулировать движение автомобилей.
Поперек дороги — там, где было расположено немецкое минное поле, старик положил преграду из огромных ярко-желтых тыкв, сорванных тут же, на бахче. Потом он достал где-то ящик из-под мин, поставил его вертикально и написал на нем размашистым стариковским почерком: «Мины!» Но и этим старик не удовлетворился. Стоя у минного поля весь день, он неустанно повторял всем идущим и едущим: «Так не забудьте же, тут мины! Понимаете, мины!..»
Старик ушел с дороги только тогда, когда саперы сняли все мины. Проверив, не пропустили ли они хоть одну, старик ушел и спрятался в щель от дьявольского обстрела.
…Впереди слышался непрерывный грохот не стихающего много дней боя. Мины и снаряды то и дело рвались и здесь, в лощине, — немцы нервничали, опасаясь накопления в ней наших частей, и потому старательно обстреливали ее вслепую. Вскоре немецким минометам и пушкам пришлось замолчать: на них обрушила ураганный огонь наша артиллерия.
Но все же немецкие артиллеристы успели нанести непоправимый урон белгородцам: прямым попаданием снаряда был убит только что вернувшийся из трудной боевой разведки храбрый воин-москвич старший сержант Александр Корженков. Бережно подобрав его останки, товарищи отнесли их на опушку леса и начали заступами рыть могилу В эти же минуты неподалеку отсюда составлялась реляция на представление Корженкова ко второй награде — ордену Отечественной войны 1-й степени — за доблесть и отвагу в наступлении. Только в последние дни Корженков со своими товарищами атаковал и уничтожил немецкую самоходную пушку с прислугой, подорвал машину с 19 вражескими автоматчиками, а сегодня одним из первых ворвался на окраину Харькова в районе медицинского училища и уничтожил четырех солдат и двух офицеров.
Вот так и живет сейчас напряженной, полной контрастов жизнью наш передний край, проходящий уже по территории самого Харькова. Сейчас, когда пишутся эти строчки, наши части ворвались на окраины города с ряда направлений. Они ведут бой в районе Тракторного завода, у станции Лосево, сражаются в районе южнее этой станции, ведут бой в Сокольниках — харьковчане, как и москвичи, имеют парк, именующийся Сокольниками, — углубляются в северную окраину города, держа курс к центральным площадям.
Немцы сопротивляются с упорством отчаяния. Сюда брошены все силы, какие гитлеровскому командованию удалось собрать. Против белгородцев, например, дерутся заново пополненная 320-я немецкая дивизия, остатки 106-й немецкой дивизии, растрепанной еще в начале наступления, остатки 6-й немецкой танковой дивизии — немецкие танкисты понесли за эту декаду такие огромные потери, что четвертый танковый полк, например, входящий в эту дивизию, имеет сейчас всего четыре танка — один «тигр» и три средние машины. Эта дивизия была буквально разгромлена силами белгородцев, Достаточно сказать, что только в одном бою они вывели из строя у немцев 58 танков. 6-я немецкая танковая дивизия потеряла в этих боях своего командира генерал-лейтенанта и командиров танковых полков.