я услышала рычание, поняла, что это была я, и когда еще один удар потряс мое тело, поняла, что если она ударила меня снова, я была бы совершенно не в состоянии сопротивляться.
Один удар, и она победила меня, даже после двух месяцев обучения.
Она не позволила себя обманывать, и поняла мой блеф.
Могу ли я быть такой же сильной, как она? Такой быстрой? Возможно нет.
Но я буду проклята, если отползу как раненое животное.
Тогда и там, я поклялась себе, что никогда не встану на колени перед ней.
Напрягаясь при дыхании, я продвигалась на своем пути вверх, одним медленным, опустошающим дюймом за один раз, черная ткань была разорвана в клочья вокруг коленей, я была окровавленна, когда я упала на землю.
Селина наблюдала, как хищник наслаждаясь последними вздохами раненых животных.
Или, может быть, точнее, альфа-хищник, наслаждаясь своей победой над меньшей женщиной.
Несколько медленных, мучительных секунд спустя, я стояла.
Вздох.
Выдох.
Я прихватила ребра правой рукой, и подняла мои глаза к ее.
Яркие, почти индиго, они мерцали с удовольствием в лунном свете.
— Он сделал это для тебя, — сказала она.
Причинил эту боль.
Если бы ты не была вампиром, если он не сделал тебя — если бы он доставил тебя в больницу вместо того, чтобы изменить, преобразовать в своих собственных целях, то — ты была бы в школе.
Ты была бы с Мэллори.
Все было бы как раньше.
Я покачала головой, но что-то говорило мне, что она права.
Правда ли это?
Посреди боли факт, что он спас меня от ее убийцы, которого она выпустила на меня, не приходил мне в голову.
— Сопротивляйся ему, Мерит.
Посмотри, на что ты способна.
Я покачала головой.
Бунт.
Восстание.
Он — мой Мастер.
Я не могу бороться с ним, не буду драться с ним.
Я уже бросила вызов ему однажды, моя первая неделя как вампир, и я потерпела неудачу.
Я потеряла.
— Он оставил тебя здесь для меня, чтобы найти.
Они оба это сделали.
Мои ребра кричали, вероятно сломанные.
Может быть, внутреннее кровотечение.
Проколото легкое?
— Все эти усилия, — сказала она, — только дыши.
Представьте себе, если бы она была настоящая борьба, Страж.
Все это работает, вся эта практика, и у тебя, чтобы показать мне? — Она подняла голову, как будто ожидая мой ответ, но затем предположила — Он не готовил тебя ко мне, не так ли?”
— Пошла ты, — мне удалось выйти, сжимая мою сторону.
Она выгнула тщательно формы черную бровь.
— Не направляй свою ярость на меня, Стража, для того, чтобы преподавать урок, в которой ты нуждаешься.
Вина Этана.
Твоего Мастера.
Тот, кто, как предполагается, заботится о тебе.
Готовит тебя.
Защищает тебя.
Я проигнорировала слова, но покачала головой во всяком случае, пытаясь думать самостоятельно, но это становилось более трудным.
Боль размыла границы, вызывая к перемирию между человеческим, независимо от хищника, что жил во мне.
Я не знала то, что произошло бы, если бы я пропустила быстрый взгляд вампира, но я не была достаточно сильна, чтобы сдержать ее, не с болью.
Инстинкт был слишком силен, моя слишком слабая обороноспособность.
Я подавила ее, и она устала от того, чтобы быть оттесненым к глубокому, темному углу моей души.
Я была вампиром в течение почти двух месяцев, но сумел оградить себя в остатках человеческого.
Больше, вампир не кричал.
— Не борись с этим, — сказала Селина, с оттенком вуайеризма в ее голосе.
Боли было слишком много, ночь слишком долгой, мои запрещения слишком низки.
Я перестала бороться с ней.
Я позволила выйти.
Я позволила ей дышать.
Я освободила ее.
Она разрывалась через мою кровь, власть вампира, текущая через меня, и когда я не спускала своих глаз с Селины, захватила мои конечности, чтобы удержаться от шага назад от скачка, я чувствовала, что я разъединилась.
Я чувствовала ее движение в моем теле, протяжение и испытательные мускулов в теле — погружение в нее.
Мерит исчезла.
Морган исчез.
Мэллори исчезла.
Весь страх, боль, обида, терпящих неудачу друзей, любимых и учителей, разочарованных тех, о ком я должна заботится, разрушать отношения.
Дискомфорт знания, кем я действительно была, какую роль я, как предполагалось, играла в этом мире — все это исчезло.
На мгновение, на свое место, вакуум.
Неоспоримая привлекательность ничего, из-за отсутстви боли.