И она широко развела руки, словно забирая в свои объятия весь класс, и повернулась к новому учителю, как бы передавая ему всех.
Учитель молчал, застенчиво щурясь из-под очков. Ребята смотрели на него выжидательно. По школьной привычке Володе захотелось прежде всего найти в учителе что-нибудь смешное. Но ничего забавного во внешности нового педагога он приметить не смог. Разве вот только большая голова не по росту… Но уж кто бы говорил об этом!.. Достаточно досаждал Володе его собственный маленький рост. Он отставал от всех сверстников, он был одним из самых маленьких в классе. И, предчувствуя, что нового учителя будут исподтишка поддразнивать «коротышкой», а он сам участвовать в этом не сможет, Володя ощутил какую-то неприязнь к Ефиму Леонтьевичу.
Между тем Юлия Львовна оставила учителя у стола, внимательно оглядела класс, пошла к дверям, ещё раз оглянулась, тряхнула белой своей головой, словно говоря: «Ну, смотрите не осрамите меня», — и вышла из класса.
Ефим Леонтьевич не садился. Он прошёлся вдоль передних парт, всматриваясь в лица ребят, потом как будто поискал глазами, кого бы спросить, и протянул короткую руку по направлению к парте, где сидел Дима Клёнов — смешливый, озорной ученик, с близко поставленными к переносице глазами, отчего лицо его казалось неестественно широким.
— Как твоя фамилия? — мягко спросил учитель. Голос у него был негромкий, но такой густой и низкий, что все переглянулись от неожиданности.
— Клёнов Дмитрий, — отвечал ученик неожиданно таким же густым басом, хотя обычно он писклявил.
Все в классе зафыркали, и Володя обрадовался, чувствуя, что дело принимает превесёлый оборот.
Но учитель делал вид, что ничего не замечает.
— Ну, Клёнов Дмитрий, поделись, пожалуйста, со мной, чем вы до меня занимались.
— Мы занимались историей, — совсем уже невозможным басом прохрипел Клёнов, чувствуя, что становится героем дня. — Мы проходили древние времена.
— Отлично, — продолжал учитель. — А скажи мне, Клёнов: у тебя всегда такой голос или ты сегодня болен?
И учитель вдруг весело глянул на класс, словно приглашая теперь уже учеников принять участие в шутке.
— Удивительный случай, — продолжал Ефим Леонтьевич, — сколько занимаюсь в школе, такого густого голоса у мальчика не слышал. У тебя нет налёта в глотке? А ну-ка, скажи: «А-а-а-а…»
Клёнов растерянно посмотрел на класс, но не нашёл поддержки.
— А-а-а-а!.. — захрипел он.
Класс уже еле сдерживался. Девочки закрывали рты руками, мальчишки надували щёки, уставившись в парты.
— Налёта нет, — невозмутимо пробасил Ефим Леонтьевич. — Удивительный случай! А голос такой, словно у тебя ангина. Сейчас я тебя мигом вылечу. Ну, пой за мной: «Тра-ля-а-а-а-а…»
— Ля-а-а… а-а-а!.. — попробовал было Клёнов, весь красный от натуги в конфуза. Он уж не рад был, что начал всё это.
— Ну, что же ты? Такой бас, а нижнее «фа» взять но можешь? Ну, давай выше: «Тра-ля-а-а…» Ещё выше: «Ля-а-а-…»
— Я не могу… У меня горло болит, — соврал Клёнов.
— Если болят связки, иди к Юлии Львовне, чтобы она отпустила тебя домой. Может быть, ангина — это опасно для класса. А если ты не болен, пой за мной.
Клёнов беспомощно оглянулся и затянул:
— Ля-ля-ля…
— Наконец-то! — воскликнул Ефим Леонтьевич. — Вот сейчас я слышу естественный голос. Пожалуйста, оставайся на этой ноте. Ну-ка, скажи что-нибудь.
— А чего говорить? — своим обычным писклявым голосом спросил окончательно сбитый с толку Клёнов. И весь класс так и грохнул.
— Ну вот, наконец-то я тебя дотянул до твоего нормального звучания! А ты хотел меня обмануть. Не надо! А теперь давай-ка заниматься. Я думаю, что каждый человек должен отлично знать, что было когда-то на той земле, где он сегодня живёт и растёт. Верно?
Неожиданно дёрнув головой, он судорожно передохнул, причём не то горло, не то губы его издали странный, хлюпающий звук. В классе насторожились, зашептались, обнаружив у нового учителя очень существенную странность, которую он умело скрывал до поры до времени: у него была всхлипывающая одышка. До этой минуты он как-то справлялся с нею, а сейчас, начиная уже самый урок, перейдя к любимому предмету, увлекшись с первого же мгновения, он, должно быть, перестал следить за собой.