Выбрать главу

— Так, Светуля, ты не разводи здесь воду с солью. Я тебя не просил расставаться с Любой, я ничего тебе не обещал. Тем более что остаюсь свободным человеком. У меня сейчас дела. Слышишь? Дела. Будь умницей, не позорься. Тут и так все на нас поворачиваются.

Выкручиваю руку из её захвата. Пользуюсь нагло её замешательством и ретируюсь. Не слишком быстро? Не слишком ли понятно, куда бегу? Нет. Я сначала, конечно, в банк — закрываю сегодня кредит ипотечный. Моя просторная квартира, сияющая комфортом и умной техникой, теперь воистину моя. Но после всё же направил свой идеально работающий биммер в знакомый автосервис. Так-то с машинкой всё в порядке, разве только маленькие белёсые царапины на кожаном кресле одна шалава своим маникюром оставила. А это вряд ли по Любкиной части…

Автосервис «Мастер» на Южной улице — непривычно чистое и современное здание, зеркальные ленточные окна которого портили непрезентабельные корявые вывески: «Шиномонтаж», «Кузовной ремонт», «Автоэлектрика», «Слесарные работы», «Автомойка», «Диагностика», «Ремонт двигателя», «Запчасти для иномарок — тут». Реклама из сферы фантастики. Правильные водилы и так знают, что «Мастер» на Южной — это приоритет в деле заботы о своём железном конике. Я долго не выходил из машины. Обдумывал, что скажу Любе. Мне нужно его убедить, что я не враг, что Светка — не мой вариант.

Я решительно направляюсь в цех слесарных работ к Любе, минуя мальчика-рецепциониста. Тот меня узнал и приветливо махнул рукой. Люба в зале был один. Ковырялся под синей Шкодой Фабия, которая была подвешена на четырёхстоечном подъёмнике. Руки с ключом задрал кверху, и майка на спине задралась, а рабочие джинсовые штаны, наоборот, спустились, оголяя ямочки на пояснице. Что за немецкое порно! Но нельзя любоваться долго, иначе выдам себя. Уверенно иду к нему и хлопаю по пояснице — там, где голая кожа, типа дружески хлопаю и вместо «привет»:

— Нифигасе порно!

Люба вздрогнул, выронил ключ и поменялся в лице. Только я пока не понял, как: он боится меня, что ли? Молчит, хлопая белёсыми ресницами.

— Люба, посмотришь подвеску? Мне кажется, что расхлябались шарнирчики, неуверенно как-то управляю…

Тот глубоко вбирает воздух.

— Э-э-э… на прошлой же неделе смотрел, — глухо наконец выдаёт он.

— Посмотри ещё, ты ж на прошлой неделе тормозные диски менял.

— Ну-у-у… оставляй машину, я посмотрю… — почему-то виновато сказал Люба, вот ведь врезать должен мне! Почему он так реагирует?

— Ты ночью, что ли, смотреть будешь?

— Можно и ночью.

— А жена ругаться не будет?

И он от меня пошёл куда-то вглубь, куда-то в тёмный коридор, ускоряясь, сжимая плечи. Чёрт! Я за ним! Хватаю его за плечи, он сбрасывает мои руки, толкаю его в спину — мёртвому припарка, кричу:

— Да! Да, я знаю, что ты ушёл от неё! И отлично себя чувствую при этом! Чтобы там она ни говорила, я не собираюсь с ней жить! И никогда не собирался! Я не спал с ней — и не собирался это делать!

Люба резко останавливается, испуганно озирается. И я тоже только сейчас заметил, что в коридор из боковой комнаты выглядывают какие-то мужики. Люба поворачивает обратно, хватает меня за рукав и волочёт за собой, в своё царство — туда, где нет любопытных глаз.

— Чего тебе нужно от меня? — хрипит он, откидывая меня так, чтобы я ровно очутился под шкодой.

— Я помочь хочу. Ты оставил ей квартиру, как лох! Ты собираешься здесь жить? На задних сиденьях ремонтируемых машин спать, а в автомойке душ принимать? Какого хрена?

— Я найду, где жить. Буду снимать. А квартира — Свете, она и так меня терпела столько лет.

— Ты идиот? У вас даже детей нет! С каких она должна получить всё?

— Я так решил. Тебя это не должно волновать.

— Ты мужик, да? Ах, какие мы благородные! Она подставляет себя под другого, унижает тебя, пользуется и пользует, а он мужик, видите ли! Светка — потаскуха! Ты слепой, что ли?

Стремительно, резко, зло, шварк мне по моему рабочему месту. Ха! Как я завтра в эфире появлюсь? Отлетел от его удара, на задницу приземлился. Сладко-солёный вкус и запах — из носа кровь. Неужели он Светку любит? Смотрю на него из-под руки, которой сжал нос, сквозь пальцы надуваю кровяные пузыри: красиво получается, зрелищно.

— Она… она моя жена… — Ах, дружок, неуверенно как-то ты её защищаешь, испугался, что покалечил гламурное лицо? — Она ни в чём не виновата. Я ушёл. Так надо. Я не хотел до крови… Я…

Растерян. Дожму Любку. Откидываюсь назад на спину, хрен с ним, с чудным костюмом в рубчик.

— Лёд хоть принеси, — умирающим голосом мямлю я. — Сотрясение, наверно… — добавляю я порцию горя.

Люба забегал туда-сюда, схватил тряпку для обтира, остановился:

— А у нас нет льда…

Я издаю героический стон. Люба тут же оказывается надо мной, сжимает, бережно двигает, ласково открывает лицо, в глазах его отражается моя наглая окровавленная морда. Обтиром он начинает промакивать мне лицо, потом вообще охренел: плюнул на тряпку и вытирает вокруг носа. Мне так только мать в детстве делала, когда я с качелей брякнулся.

— Блин, — сиплю я. — Как сейчас? Эфир завтра…

— Я виноват. Давай я скорую, вдруг и вправду сотрясение…

Вот дурачок! Но эта его слабость мне на руку, я выстраиваю все мысли и слова по ранжиру, в определённом порядке, и жалобным, но уверенным голосом заявляю:

— Не надо скорую. Я и так вам принёс только проблемы. Вези-ка меня домой ко мне на проспект Победы, сам я, пожалуй, не смогу. А у тебя ведь смена закончилась? Заодно и перекантуешься у меня, пока жильё не нашёл…

Опс! Люба вздрогнул, завис. Пришлось перезагрузку делать: щёлкнул перед ним пальцем:

— Люба, едем!

Он выдохнул:

— Я только довезу.

— Ща-а-ас! Довезёшь и останешься, будешь меня обхаживать теперь, кормить с ложечки… Не дрейфь, я смирный так-то…

Вижу, Любка сопротивляется, в глазах кофейного зерна тревога критического уровня, и даже губу закусил. Ну… не сопротивляйся! Позволь мне!

========== 3. Сопромат ==========

Не-не, не позволю! Не позволю ему уговорить себя! Это чтобы быть с ним рядом практически постоянно, да ещё и ночевать в одной квартире? Не допущу! Я что-то отупел, наверное. Сопротивляйся, Любка! У меня что, крыша совсем поехала от этих хитро-зелёных глаз? Он же играет со мной. Зачем ему, записному красавцу, любимцу публики, моя несуразность дома? Жалеет, пытается извиниться? Есть за что. Ведь это он Светку вздрючил против меня. Я ж не тупой и не слепой. Если раньше она как-то ещё меня терпела, то после знакомства с ним словно с цепи сорвалась.

Ирония судьбы: а ведь у них ничего не было. Таки не было! Светке не обломилось. Хорошо-то как! Блин, что это я начал, распустил слюни?! Соберись, Любка! Сейчас нужно болезного домой доставить. С чего это я должен его везти? Ща ему «шашечки» вызову. Раз не хочет скорой, то пусть таксисту мозги выносит. А у меня и так мозги вниз стекли, ещё уговорит меня по дороге… не, не… Блин, откуда кровищи-то столько? Нафига я размахался кулаками? Он вроде даже правильно всё сказал. Пристроился в моих руках и даже уже тереться об меня начал. Так, надо ставить его вертикально и выставлять вон. Позорище, да и только. Вон уже и пацаны увидели и услышали чего не надо. Теперь ещё и это им надо будет как-то пробрехать. И что я им скажу? Скрутил морду кирпичом и наконец категорично ответил:

— Облезешь. Я не санитарка. Плохо тебе — скорую вызову. Хорошо тебе — «шашечки». Жить у тебя не буду. Кормить — тоже. У меня есть кого кормить и есть где жить!

— Это кого же? — удивлённо подняв бровь, спросил красавчик.

— Рысю. Он нормальный парень, жрёт всё, молчит, на руки не лезет и гуляет сам по себе.

— Это кота, что ли? Я тоже жру всё!

— Зато лезешь и болтаешь!

— Жестокий ты, Люба…

— Не дави на жалость, не выйдет.