— Опять лжешь?
У Юнги нет сил больше разговаривать, он вообще охрип от криков. Омега просто мотает головой из стороны в сторону.
— Приведите ко мне Яна, — приказывает альфа работникам и берет омегу на руки. Юнги опускает отяжелевшие веки и, прильнув к груди Чона, засыпает. Перенесший стресс организм и, наконец-то, объявленная правда сделали свое дело — окончательно опустошили омегу. Юнги снял с себя груз, переложил его теперь на другого. Мин обмякает и отключается в руках альфы. Чонгук опускает омегу на заднее сидение мерседеса и приказывает отвезти в пентхаус. Сам альфа возвращается на псарню — у него будет долгий разговор с Яном.
***
Пять часов утра. Чонгук на вечеринку не вернулся, свалил всё на Чимина, сам альфа сидит в баре в центре и опустошает бутылку виски. Чонгук ничего не видит и не слышит, он просто пьёт бокал за бокалом и пропадает в бесконечных вереницах своего сознания. Ян всё подтвердил — Юнги беременный, носит его ребенка. От самого Яна уже, наверное, ничего не осталось — Чонгук приказал скормить его другим своим псам. Скрывать от альфы такое простительно только Мин Юнги.
Все последние часы голову Чона рвут мысли. Он никогда не думал о детях, не думал, что у него так быстро появится ребёнок, и уже тем более не думал, что захочет его. Чонгук ненавидит своё детство, похоронил его в своей памяти и не вспоминает. Но в глубине души он всегда хотел подарить кому-то всё то, чего не было у него самого. Возможно, семью ему построить так и не удастся, но зато у него теперь есть тот, кому Чон отдаст всё, что заработал непосильным трудом, тот, кто никогда не будет ни в чём нуждаться, и тот, кто не будет знать, что такое голод. Чонгук не позволит. У Чонгука родится сын, без разницы кто — омега, альфа или бета. Чонгук теперь понимает, что самый большой подарок на его день рождения ему сделал именно Юнги. Пусть омега лживый и гулящий, но он подарит ему наследника, и Чонгук этого ребенка хочет. За последние пару часов он пережил бурю самых различных эмоций, начиная от горечи предательства, угрозы потери, осознания своей полной капитуляции и тотальной зависимости до абсолютного счастья. У него будет сын. От лисы. Легкая улыбка трогает губы альфы, и он, опустошив бутылку, встает на ноги.
***
Юнги спит беспробудно до самого рассвета, он бы спал и дальше, если бы не прогнувшаяся под тяжестью другого тела постель. Мин просыпается, сонно потягивается и, открыв глаза, сталкивается с Чонгуком. Юнги пережил псарню, но переживет ли всё то, что сейчас услышит от альфы. Мин подбирается весь, смотрит на возвышающегося над ним Чона и ждет очередного приговора.
Чонгук ничего не говорит, не спрашивает. Задирает блузку омеги до груди и прикладывает ладонь к уже заметному животу. Юнги не дышит почти, следит за рукой, не знает, чего ожидать. Боится, что альфа сделает больно, что навредит ребёнку.
— Сколько же ты мне лжешь… — устало произносит Чон. — Что ты вообще творишь… Какого черта ты столько молчал, я чуть не скормил своего ребенка псам. Что ты за омега такая?
— Я сказал это, не думая, что ты из-за ребенка передумаешь, а чтобы ты был тоже виноват. Я записался на аборт, но не успел. Я устал носить этот груз один, — тихо говорит Мин.
— Аборт? — усмехается альфа. — Это стало бы последним, что ты сделал. Это мой ребёнок, и ты, сучёныш, его жизнью распоряжаться не можешь.
— Я думал, ты все равно меня отправишь на аборт, когда узнаешь.
— Я тебе запрещаю отныне думать. Ты родишь мне этого ребенка. Я хочу этого ребенка, и если хоть волосок упадет с его головы, я спалю к херам этот город. Можешь не сомневаться, — от неприкрытой угрозы в словах альфы, Юнги кожу стягивает.
— Ты хочешь ребенка…
— Почему я не должен его хотеть?
— Но… — Юнги пытается присесть, но Чонгук не позволяет, давит на грудь, заставляя откинуться на подушки. Омега не знает, что ему сказать на это всё.
— Ты дрянь та еще, и мы с тобой еще к теме твоего предательства и измены вернемся, но не сейчас. Пока ты носишь его — я тебя не трону. Родишь ребёнка — я тебя помилую. Твоей жизни ничего угрожать не будет. Обещаю.
— Ты же сказал, что мы вернемся к этой теме, — обреченно выдыхает Мин.
— Да, только без крови и убийства. Меня больше не интересует твоя ложь, то, с кем ты спал и что творил. С тобой отныне всё ясно. Но тебе стоило бы подумать, откуда у тебя враги. Тот, кто открыл мне глаза на твои похождения, вряд ли желает тебе добра, — серьёзно говорит альфа. — Ян сказал, что ребёнку уже третий месяц, еще три, и он родится.
— Ян… он ничего не знал, — надломлено говорит Юнги.
— Ну да, ты отравился раменом, — кривит рот в улыбке альфа.
— Не трогай его, пожалуйста.
— Не буду, — говорит Чон и, нагнувшись, нежно целует омегу в живот, потом притягивает к себе и отключается. Юнги больше глаз не смыкает, лежит в руках альфы, разрываемый надвое между страхом, что всё, что только произошло — сон, и абсолютным счастьем от осознания того, что Чонгук хочет ребенка. От Юнги.
========== Ты у меня в крови ==========
***
— Как ты себя чувствуешь? — Намджун подходит к стоящему на балконе Джину и легонько касается губами затылка омеги. — Ты опять рано встал, а я больше всего ненавижу просыпаться один.
— Нормально чувствую, — говорит Джин и поворачивается к альфе. — Мне кажется, ты что-то не договариваешь. Будто за пределами этого дома война, ад, а я сижу тут в изоляции и уже не различаю дни. Даже врачи приезжают на осмотр сюда. Я так не могу больше.
— Малыш, тебе не надо думать о том, что там, тебе надо думать только о себе и ребенке.
— Что происходит в Совете? — омега делает шаг назад и серьезно смотрит на альфу. — Что делают мои родители? Как они, где они? Перестань повторять, что всё хорошо, что всё под контролем! Не могу больше этого слышать, — срывается на крик Джин.
— Тихо-тихо, — Намджун притягивает парня к себе и обхватывает ладонями его лицо. — Всё нормально. Твои родители в полном порядке, а Совет сейчас слишком занят другими, более актуальными вопросами, чтобы думать о тебе. Прошу тебя, поверь мне, — Ким ненавидит врать омеге, но выпускать его сейчас нельзя. Родители омеги под домашним арестом, судебное разбирательство затянется еще на пару месяцев. Намджун смог убрать руки правосудия от самого Джина, но Совет, как и весь город, омегу не простил.
— А глава? Что говорит по этому поводу глава Совета? Скажи мне правду, что мне грозит? — Джин смотрит так, что альфе приходится отвести взгляд, лишь бы не расколоться.
— Я не знаю про главу, но если члены Совета спокойны, то и он тоже. Ты же знаешь, к главе нет допуска ни у кого.
— Знаю, даже я никогда с ним напрямую не говорил, но его распоряжения и указания всегда передаются членам Совета, поэтому я уверен, что они от него уже что-то получали.
— Не забивай голову, прошу тебя, — Намджун кладет голову омеги на свою грудь и поглаживает его по волосам. — Совсем скоро у нас родится малыш, и начнется новая жизнь, все остальное в прошлом и не имеет больше никакого значения.
Джин тяжело вздыхает, но расслабляется в руках своего альфы. Как бы тяжело ни было омеге тащить на себе этот позор, что он столько лет лгал стольким людям, Намджун прав, главное сейчас — это их малыш.
***
— Поэтому я и потребовал у наших источников проверить мои подозрения, потому что от вас ждать умных ходов не приходится.
В высоком кожаном кресле в глубине комнаты сидит глава Совета города. Напротив него стоят трое самых влиятельных представителей Совета.
— Ваши подозрения оправдались. Мы знали, что Второй Дом совсем не прост, но все равно не думали, что он пойдет на такой рискованный шаг, — отвечает ему преклонного возраста альфа, один из представителей организации.
— Чон Чонгук внаглую убрал главу Пятого дома и еще при вас же этим гордился. Для него нет понятия честной игры, и у него нет терпения, что, кстати, его и погубит. Вот только вы, разъезжающие в машинах за сто тысяч за счет налогоплательщиков, свои жирные задницы от кресла отодрать и начать делать свою работу без палки так и не научились, — говорит мужчина и окидывает собеседников полным презрения взглядом.