— Так, — односложно ответил он. — Посмотреть.
— На что смотреть, помилуй?
— На героя, — отвечал Вася. И со значением добавил. — На живого героя.
Алексей рассмеялся.
— Ты знаешь, — признался он, — как раз сейчас я представил себе, что я — труп. И лежу я на столе у Голдобиной, уже вспоротый. От сих до сих… Запустила она в меня обе руки и говорит: «Вот видишь, голубчик? А ты боялся.» Потом показала красной рукой на другой стол и засмеялась. «Зато Васенька у нас ничего не боится. Правда, Вася?» Но ты почему-то ей не ответил.
Вася окутался дымом.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, задумался. Надолго.
Алексей щелкнул несколько раз пальцем по кнопкам пишущей машинки и снова повернулся к дверям. Но Васи там уже не было, и очередная порция черного юмора осталась невостребованной. Вместо него в комнату сквозь тающий слоями дым вплывала Людмила Васильевна. Было видно, что юбка на ней сегодня сантиметров на двадцать короче обычного и явно на грани риска. Выглядела она ослепительно. Алексей чуть дольше приличного задержал взгляд на круглых с очаровательными ямочками коленях.
— У вас замечательно красивые ноги! — с наивно-простодушным видом громко восхитился он. И даже покачал головой. — Особенно левая.
— Спасибо! — фыркнула Людмила Васильевна и круто развернулась, как на подиуме. — Вас просит к себе Сапожников.
Она обиженно двинулась к выходу, не забывая однако демонстрировать ноги. Между прочим, для вызовов удобнее пользоваться внутренней связью. Хотя это выглядит не столь эффектно. С этой мыслью он вошел следом в приемную и демонстративно скосил глаза под стол.
— Удивительно красивые ноги.
— Да ну вас!
Сапожников сидел на месте. В одной руке ИО держал перед глазами заполненный бланк, другой машинально помешивал в чашке дымящийся кофе. Едва Алексей открыл дверь. Сапожников поднялся навстречу и предложил стул.
— Хотите кофе?
— Не откажусь.
На взгляд Алексея, Сапожников был вечный зам. На редкость усидчивый, вполне интеллигентный человек и очень большой дипломат, он вез на себе всю бумажную, рутинную работу в прокуратуре, в том числе за Хлыбова. Но тот же Хлыбов однажды в сердцах на него прикрикнул: «Да будьте вы немного сволочью, Семен Саввович! Нельзя же так.» И это было справедливое замечание.
— Есть что-нибудь существенное? — спросил Сапожников, наблюдая, как из кофеварки душистой струйкою сцеживается кофе. Алексей понял, что его спрашивают о сегодняшнем деле, по факту вымогательства.
— Существенного ничего.
Сапожников поставил перед ним кофе. Сел сам.
— Дело серьезное, Алексей Иванович. Все основания думать, что объем работы предстоит большой. В общем, так. Собирайте, какие сможете, материалы, а мы постараемся организовать оперативно-следственную группу. Группу возглавите вы.
— Ну-у, об этом говорить рано, Семен Саввович, — удивленно протянул Алексей. — Ни одной мало-мальски приемлемой версии, никаких фактов. И потом, где вы возьмете людей?
— Люди найдутся. Тот же Соковнин Василий Степанович.
Алексей засмеялся.
— У Василия Степановича на шее десять поруганных девственниц. И три замужних. Два розыскных дела. Одно самоубийство под вопросом. Василии Степанович — конченый человек.
— Предоставьте нам решать…
Алексей вдруг обратил внимание, что Сапожников уже не в первый раз говорит «мы», «нам», вроде от себя, но во множественном числе. Это показалось ему странным. Он с любопытством уставился на Сапожнйкова.
— В чем дело, Семен Саввович?
Сапожников маленькими глотками, не торопясь, допил свои кофе и отставил чашку в сторону на поднос.
— Объем работы чрезвычайно большой, — задумчиво повторил он. — Мы тут посоветовались и решили, Алексей Иванович, в группу Крука вас пока не привлекать. Мера, правда, временная, но на первоначальном этапе распыляться вам не следует. Тем более, что приказ даже и не подписан.
Алексей подумал и легко согласился.
— Это разумно.
— Значит, не возражаете? — Сапожников даже порозовел от удовольствия. Кажется, он ожидал неприятного разговора, объяснений, и это его тяготило.
— Нисколько.
— Вот и хорошо. Кстати, здоровее будете, — улыбнулся он.
Алексей снова согласился.
— Угу. Живой шакал лучше дохлого льва.