— Ты никак опять собрался куда? Дома-то совсем не живешь, то в Москву, то в Тверь или за границу укатишь. Поди, уже завел кого, а я только и годна, что пуговки подшивать…
— Надо будет, заведу, коль вот так дуться неделями дальше станешь, и сына с собой заберу… Только его и видела.
— Ты еще немку свою вспомни. Что ж дочь к себе не выпишешь, а тайком ей деньги шлешь?
— Какие деньги? — удивился он, хотя отлично знал, о чем идет речь, но думал, Феозве о том ничего не известно. Оказалось, нет… Узнала откуда-то…
— Добрые люди вразумили, видели тебя на почте, как ты в Германию деньги высылал. Что не так? Думал, не прознаю?
— Да я тебе еще когда говорил об этом. — Окончательно разозлившись, он перешел на крик, брызгая слюной, но, не замечая и не в силах остановиться. — Высылал и буду высылать, а ты мне в этом деле не указ. А что про дочь мою помнишь, за то спасибо. Надо будет, и ее к себе в Боблово заберу. И будем там жить прекрасно втроем без твоих слез и попреков. — С этими словами он выскочил вон, громко хлопнув на прощанье дверью.
Феозва, оставшись одна, громко зарыдала, сгорая от ревности и яростно кусая ногти.
— Да провались оно в тартарары твое Своблово и ты вместе с ним, — в сердцах заявила она, зная, что муж ее слова вряд ли услышит, а то бы ссора их на этом не закончилась. Она кликнула горничную и велела пригласить в дом батюшку Петра из их прихода, который охотно посещал ее, особенно в отсутствие Дмитрия Ивановича. У них обычно велась долгая беседа о людских добродетелях и злых кознях, что Феозву Никитичну весьма успокаивало.
А сам Менделеев, добравшись до вокзала, дал оттуда телеграмму в Клин, чтоб для него к приходу поезда приготовили тройку до Боблова, где он надеялся развеять неприятный осадок после очередной ссоры с супругой.
Тройка ждала его с молодым парнем на облучке, одетым в синюю ситцевую рубаху и поддевку поверх нее. Он назвался Степаном и с места погнал коней галопом, не взирая на кочки и ухабы. У Менделеева аж дух захватило от такой прыти, ветер едва не сорвал с него шляпу, и он хотел было прикрикнуть на парня, чтоб вез осторожно, но скоро дорога стала ровней, ухабы кончились и начался спуск под горку, а потом резкий подъем, и он успокоился, видя, как возница умело направляет коней, то придерживая их, то отпуская во всю прыть.
— Да у тебя, как погляжу, талант! — крикнул он парню. Тот, видать, не разобрал и лишь согласно кивнул головой, не отвлекаясь от дороги.
Боблово он увидел еще издалека, и там, что особо порадовало, виднелись свежие траншеи под фундамент, стопки кирпича, свежеструганные бревна и согбенные фигурки копошащихся людей. У Дмитрия Ивановича аж сердце зашлось от радости, поскольку он особо не ожидал от Лузгина чего-то, зная особенности русского характера тянуть по возможности сколько можно, находя каждый раз новые причины задержки. А тут ему просто повезло с подрядчиком.
Не доезжая до усадьбы, он чуть не на ходу выпрыгнул на землю возле рывших траншею мужиков и поздоровался с ними. Те, признав в нем хозяина, сняли шапки, поклонились и вновь принялись за работу. Степан тем временем развернул коней и ждал расчета, потом спросил, когда подать тройку для отъезда. Менделеев назвал день и время и приветливо помахал вслед.
А навстречу ему уже спешил запыхавшийся Игнат Лузгин, тяжело отдуваясь после подъема на горку. Он остановился в двух шагах от хозяина и тут же вытащил из внутреннего кармана сохраненные им счета, подал Дмитрию Ивановичу.
— Что это? — спросил тот. — За что уплачено?
— За струмент разный, ничего ведь тут не нашел и с вами не обговорили, но чтоб мужики не стояли, закупил на свои, вот и счета сохранил. Там топоры, скребки, лопаты, пилы, рубанки…
— Чего ж ты таких работников нанял, что своих топоров не имеют? — выказал недовольство Менделеев. — Других-то не было, что ли?
— Да где их взять, можете сосчитать, все в наличии…
— И сосчитаю, не сомневайся, — ответил тот. С одной стороны его радовало, что работа идет полным ходом, но непредвиденные расходы, которые он не предусмотрел, были ему неприятны. — Топорища хоть сами вытесали или тоже купить пришлось? — продолжил он ворчливо.
— Само собой, — ответил Игнат, — мне показали, где ваш лес, вот я и велел им пару березок свалить на топорища. Сырые, правда, да ничего, на костерке обожгли, пойдут пока. И черенки для лопат тоже из молодняка насадили. Что-то не так?