А вы, дорогой мой Володечка, тех недостатков вроде как лишены, но ваши опоздания выводят меня из себя. Я же бросаю другую работу, готовлюсь, материал подбираю, а когда вы опаздываете, то начинаю нервничать, переживать, мысли путаются — и вот результат… Теперь уже я не знаю, с чего начать. Для меня опоздание — это не просто срыв графика, это катастрофа! Как столкновение двух поездов. Я вынужден сдерживаться, чтоб не накричать на вас, не оскорбить, а это для меня нелегко. Давайте условимся так: еще раз опоздаете — и я не пожелаю иметь с вами дальше дела. Вы согласны?
— Согласен, — покорно кивнул молодой человек, пытаясь спрятать ногу в заштопанном носке под стул. Но Менделееву не было дела до его дырявых носков, и он тут же начал диктовку своей рукописи. А Володя, в очередной раз шмыгнув носом, пошарил в карманах, не найдя носового платка, и принялся торопливо записывать непонятный ему текст:
«Если пропустить водяной пар чрез накаленную трубку, внутри которой температура достигает 1000°, то при этом часть воды разложится на свои составные части, получится гремучий газ, но, проходя в более холодные части прибора, этот гремучий газ вновь дает воду; полученные водород и кислород соединяются между собою при более низкой температуре…»
Диктовка шла не первый месяц. Перед приходом стенографа Менделеев бегло набрасывал текст будущей рукописи, а получив ее в переписанном виде, садился за правку, тщательно выверяя каждое слово, предложение, заменяя иногда целые абзацы, делая на полях многочисленные пометки. Когда работа над второй частью стала подходить к концу и осталось подвести основные итоги его многолетних трудов, он отправился к издателю, который до того выпустил первую часть его книги. Тот был выходцем из обрусевших прибалтийских немцев, причем, даже основательно обрусев в бытовом плане, умудрился каким-то образом сохранить некоторые черты характера и особенности в манере общения, присущие исключительно этой нации. В частности, педантичность в отношении с авторами и полное пренебрежение к их затруднениям, возникающим в ходе работы над рукописями. Так, стоило тому сдать рукопись хоть на день позже означенного в договоре срока, и он неумолимо ополовинивал оговоренную сумму гонорара, ничуть невзирая на мольбы и стоны несчастного сочинителя.
И верно, как и ожидал Менделеев, вспоминая предыдущий кабальный договор, издатель указал и в этот раз немыслимо малый срок: до Пасхи. И ни днем позже. Спорить с ним было бесполезно и даже опасно. Мог и вовсе отказать, хлопнув дверью и сделав вид, будто бы впервые видит человека. Одно слово, типичный немец…
— Уважаемый Дмитрий Иванович, — заявил тот ему с порога, — как я вас хорошо понимаю, вы человек занятой, к тому же можете заболеть или уехать куда по службе, но поймите и вы меня. Типографские станки, а вместе с ними и рабочие не могут и часа простаивать. Иначе я несу огромные убытки.
— Фридрих Карлович, но человек не машина и с ним может всякая оплошность случиться. Вы правильно заметили, могу заболеть или быть вызван куда-то. Ведь вам не трудно иметь на этот случай запасной вариант?
— Как вы себе это представляете, господин Менделеев? Это не торговая лавка, где один товар можно предложить сразу нескольким человекам. До этого необходимо провести корректуру, а ваша работа требует привлечь специалистов, которые тоже не всегда свободны. Граверы вам и на этот раз будут нужны?
— Хотелось бы… Без рисунков выпускать мою монографию смысла не имеет, потому весьма на вас надеюсь…
— Вот видите, значит, граверов нужно нанимать заранее, а у них своя очередь, большинство заняты другими заказами. И я тоже, знаете ли, могут захворать или того хуже, как это у вас русских говорят? Пить горькое вино?
— Пить горькую, — подсказал Менделеев, терпеливо дожидаясь, когда тот закончит перечислять свои придуманные им на ходу трудности издательского дела.
— Да, примерно так, — согласился тот, — но я не о том. Все мы люди и зависим друг от друга. Плохо, когда мой доход страдает от других людей. Я этого не желаю думать. А потому заключаю договор, где все на русском языке, прошу заметить, все написано: сдать рукопись такого-то числа. Зная это, я иду к корректору, зову гравера, они не начинают других работ и ждут меня, а я вас. Я понятно говорю?