— Я буду с Александросом.
— Зачем? Он должен будет вскочить на подножку чужого фургона. Ты будешь только мешать.
— Не забывай, что шофер чужого фургона уже на повороте увидит Александроса. Если Александрос будет один, это может показаться странным. Парочка выглядит убедительнее. Кроме того, я буду его страховать, и, если шофер прибавит скорость, я выстрелю в него…
— И погубишь все дело. Рула, не упорствуй в своем заблуждении. Как ты можешь выстрелить в шофера, если на подножке будет стоять Александрос?
— А что мы будем делать, если шофер откажется свернуть?
— Его застрелит Александрос… или Аргирис.
— Ты, видимо, заботишься о том, чтобы я не запачкала ручки.
— Ну хорошо, давай по порядку. Василис задерживает грузовик с конвоем, Аргирис и Александрос принуждают шофера фургона свернуть в переулок, я вывожу вот отсюда наш фургон — все разъезжаются, и ты остаешься на перекрестке одна.
— Меня подберет на своем «опеле» Василис.
— Если ему разрешат куда-нибудь поехать.
— Ты думаешь, его тоже заберут?
— Разумеется. Вот почему «подгулявшая компания» мне не очень нравится. Зачем рисковать лишними людьми? Василис вполне справится один. И я справлюсь один, а Аргирис и Александрос вдвоем. Итого — четыре человека. Лишние будут только мешать.
— А я? Я тоже лишняя?
— Прости, я неточно выразился. Ты свое дело сделала: узнала день и час. И маршрут.
— Не преувеличивай мои заслуги: на полигон всегда ездят одним и тем же маршрутом.
— Кто тебе сказал такую глупость? Разумеется, твой тюремщик…
— Оставь его в покое, Алекос. С него и с тебя спросят одинаково.
— Я буду счастлив умереть за Белоянниса. А он — не знаю.
На это Рула ничего не ответила…
Комиссар асфалии Спанос выслушал сбивчивый рассказ Ставроса, задумчиво потер пальцем мясистый нос.
— Значит, вы утверждаете, что старший надзиратель господин Загурас является агентом красных и предупредил их о предстоящих… гм… событиях. Что ж, очень похвально, что вы к нам явились с этим интересным сообщением. Враги свободы действуют сообща, так отчего бы истинным друзьям свободы не последовать их примеру, не так ли?
— Так точно, — Ставрос почтительно склонил голову, хотя и не совсем уловил смысл этой тирады.
— Неясно одно… — Спанос неторопливо распечатал пачку хороших сигарет, предложил Ставросу, тот не посмел отказаться, хотя никогда не курил. — Неясно одно: с чистыми ли побуждениями вы к нам пришли? Не пытаетесь ли вы оклеветать ни в чем не повинного человека?
На стене над головой комиссара Спаноса висело вставленное в рамку изречение: «Никого не осуждай, пока не заслушаешь показания обеих сторон».
— Загурас служил в ЭЛАС… — хрипло сказал Ставрос. Трудно было узнать в этом оробевшем, приниженном человеке хамоватого надзирателя из отделения смертников столичной тюрьмы. И дело было не только в том, что Ставрос впервые разговаривал с сотрудником асфалии такого высокого ранга. Ставрос робел не перед ним, он робел перед своей мечтой, овеществленной в этом здании на улице Бубулинас, в этом кабинете и даже в этой мудрой надписи над головой господина комиссара. Увы, мечта работать в Центральной асфалии под руководством таких умных, душевных людей, как комиссар Спанос, так и осталась мечтой. Центральная асфалия отвергла услуги Ставроса: для штатного сотрудника он был слишком глуп и неотесан, для внештатного агента — слишком известен; в свое время газета «Ризоспастис» писала о его воинских подвигах в отряде МАИ.
— Да, Загурас служил в ЭЛАС, это нам хорошо известно, — сказал комиссар Спанос. — И это единственное ваше доказательство?
— Никак нет, — поспешно возразил Ставрос. — У меня есть и другие данные против Загураса.
— Я слушаю, — любезно сказал комиссар, закуривая.
— Как я уже имел удовольствие докладывать, сегодня после обеда Загурас находился в городе и вступил в контакт со связными коммунистов, в результате чего был разработан план побега осужденного Белоянниса во время его перевозки к месту исполнения приговора.
— Это я уже слышал. А где в это время находились вы?
— На дежурстве.
— Каким же образом, дорогой, вы узнали о плане побега?
Ставрос молчал. Это был самый уязвимый пункт его доноса. Но он был совершенно уверен, что в асфалии не станут вникать в такие подробности и сразу ухватятся за его версию.
— У меня и раньше были свидетельства… — ломая и кроша пальцами сигарету, начал он.
— И вы не доложили о своих подозрениях тюремному начальству? — весело спросил комиссар Спанос. — Как же вы, добросовестный служащий с такой отличной репутацией, могли дотянуть до самого критического момента?
Ставрос молчал. Комиссар пододвинул ему пепельницу и взглядом показал, что сигарету следует положить.
— Ай, как несолидно, — комиссар сокрушенно покачал головой. — И все-таки неплохо, что вы к нам заглянули. Вы натолкнули меня на одну любопытную МЫСЛЬ…
Господин Спанос достал из ящика стола телефонную книгу, порылся в ней и, придерживая большим пальцем нужную страницу, пододвинул поближе телефонный аппарат.
— Сейчас вы возьмете трубку, — сказал он, набирая номер, — назоветесь Мицосом Загурасом и сообщите лицу, которое будет с вами говорить, все, что, по вашему мнению, Загурас передал красным. Поняли?
Ставрос торопливо закивал. Голова его лихорадочно работала, но понимания происходящего не было. Не было — хоть убей.
— Если будут предлагать встречу — не вздумайте отказываться, — быстро проговорил комиссар, протягивая ему трубку.
— Алло, алло, — едва ворочая отяжелевшим языком, заговорил Ставрос. — Говорит Загурас, старший надзиратель тюрьмы Каллитея… Говорит Загурас, старший…
— Вас слушают, господин Загурас, — произнес женский голос.
Ставрос вопросительно взглянул на комиссара — Спанос поощряюще кивал головой.
— С кем я разговариваю? — спросил Ставрос.
Кивки комиссара участились, лицо расплылось в довольной улыбке.
— С ночным редактором, — удивленно произнес женский голос. — Чем можем быть полезны?
— Дело в том, что сегодня на рассвете четверо осужденных из нашей тюрьмы будут отвезены на обычное место казней. Вы меня слышите?
В трубке молчали.
— Алло! — закричал Ставрос, напугавшись. — Вы меня слышите?
— Да, мы вас слышим, — произнес тот же голос, только слегка изменившийся. — Будьте любезны, назовите имена осужденных.
Ставрос дико посмотрел на комиссара — господин Спанос добродушно улыбался.
— Белояннис, Бацис, Калуменос, Аргириадис… — пробормотал Ставрос.
— Повторите медленнее, записываем, — предупредил голос.
Ставрос повторил.
— Достоверны ли ваши сведения, господин Загурас?
— Абсолютно достоверны! — закричал в трубку Ставрос. — Если вы пожелаете встретиться и лично убедиться…
Комиссар Спанос нахмурился, и у Ставроса сразу отнялся язык.
— В этом нет необходимости, — отчетливо произнес женский голос. — Благодарим вас, господин Загурас, за чрезвычайно ценную информацию.
В трубке щелкнуло.
— Идиот! — зарычал Спанос, забирая у Ставроса трубку. От его добродушия не осталось и следа. — Так-то мы и без тебя могли сделать! Кто тебя просил забегать вперед?
Ставрос съежился и втянул маленькую лысоватую голову в плечи. Но комиссар тут же смягчился.
— Ладно, ничего, — пробурчал он. — Все равно их на этом не проведешь.
Он снисходительно взглянул на Ставроса.
— Но зато теперь у тебя есть доказательства, а? — сказал он, подмигнув, и захохотал. — Молодец, парень, далеко пойдешь! Так и надо: никому не давай перейти себе дорогу.
— Прошу прощения, — проговорил Ставрос, — значит, это я разговаривал с подпольщиками?
Комиссар захохотал еще громче.
— С подпольщиками? Ну, милый мой, если бы я мог вот так запросто позвонить подпольщикам по телефону, я не стал бы тратить время на разговоры с такими олухами, как ты. Ну, ступай, не смеши меня, ступай, ты свое дело сделал.
Ставрос поднялся.