— Что же, — спросил я, — волшебная не пришла?
— Хуже, — удрученно ответил Светлов. — Я забыл, где мы условились встретиться.
У него при этом было такое непривычное выражение лица, что мне захотелось сохранить его в рисунке. Я вынул записную книжку, карандаш и стал делать набросок. Одновременно мы перебирали все возможные места свиданий: памятник Пушкину, Центральный телеграф, станция метро «Охотный ряд», левая колонна Большого театра… Нет, все это было не то.
— Не на горизонте ли? — пошутил я.
— А что? — подхватил Светлов, — об этом можно даже стихи написать.
— Дай, — взял он у меня из рук записную книжку и написал возникшие тут же две строчки:
Прошло года четыре.
Мне снова надо было ехать в Ленинград. Я нашел старую ленинградскую записную книжку и, перелистывая ее — с кем бы повидаться, кому бы позвонить, — обнаружил эту запись.
Я стал припоминать, при каких обстоятельствах она появилась. И, пятясь памятью, вернулся к столику в кафе Дома актера, где мы сидели четыре года назад со Светловым. Я позвонил ему и прочитал эти две строчки.
— Кто это написал? — спросил он. — Это почти стихотворение.
— Вот и доделай его — тут же предложил я.
— А как же автор?
Я заверил, что никаких претензий у автора не будет.
Дня через три Светлов читал мне:
Вскоре стихотворение было доработано и опубликовано в одном из номеров журнала «Москва».
Это произошло в тот затянувшийся период, когда Светлов почти ничего не публиковал.
С рождением этого стихотворения как будто состоялось и волшебное свидание на горизонте. То и дело страницы журналов и газет радовали читателей светловскими стихами.
А спустя года полтора вышла новая книга. Она называется «Горизонт» и открывается этим стихотворением.
На светловском юбилее было оглашено письмо В. Каверина, в котором он писал: «Я завидую не только таланту Светлова, но и его удивительной скромности. Он, как никто, умеет довольствоваться необходимым».
— Мне не надо ничего необходимого, — возразил Светлов, — но я не могу без лишнего.
О поэте, вокруг которого была создана чрезмерная рекламная шумиха, Светлов сказал:
— У него весь пар уходит на свистки, а не на движение.
Автор детективной пьесы, сразу пошедшей во многих театрах, купил массивные золотые часы с массивным золотым браслетом.
Увидев это сооружение, Светлов усмехнулся:
— Старик, — сказал он, — а не пропить ли нам секундную стрелку?
Светлова попросили написать стихи для агитплаката.
— Думаю, что у меня не получится, — уклонился Михаил Аркадьевич и рассказал об одной встрече с Маяковским, которая на всю жизнь отбила у него охоту писать агитстихи. Я привожу этот рассказ почти дословно.
— Маяковского я любил восторженно, — сказал Светлов, — и, несмотря на его ласковое ко мне, молодому поэту, отношение, всегда понимал разницу между нами и испытывал в его обществе чувство смущения. Именно поэтому я старался не попадаться ему на глаза
Однажды по заказу газеты «Известия» я написал несколько рифмованных лозунгов.
На следующий день, направляясь к Дому писателей, я увидел идущего навстречу Маяковского. Я тут же повернулся и быстро пошел в обратном направлении. Но Маяковский заметил меня и громко, на весь бульвар, крикнул:
— Светлов! Куда вы бежите?! Я вас разыскиваю!
Деваться было некуда. Я подошел к Маяковскому.
Он сухо со мной поздоровался, вынул из кармана газету и сказал:
— Читал «Известия». Вот что, Светлов: я умею агитки писать, я и пишу. А вы не умеете, и не пишите!
Помолчав немного, Михаил Аркадьевич добавил:
— Очень жаль, что Маяковскому не попался навстречу кое-кто из нынешних поэтов «агитплаката».
Режиссер, известный своей приверженностью к наиновейшим течениям в живописи, сказал о Сикстинской мадонне:
— Удивляюсь, — ее столько столетий так расхваливают, а между тем, она мне не очень нравится.
— Столько столетий она нравится всему человечеству, — возразил Светлов, — что теперь имеет право выбирать, кто ЕЙ нравится.
Из беседы со студентами:
В искусстве обязательно должен наступить такой момент, когда золото начинает серебриться и тогда оно становится еще дороже.
— Каждый поэт, — сказал Светлов, — мечтает написать такое стихотворение, которое хотелось бы читать шепотом.
Утверждая простоту как высшую форму искусства, Светлов сказал:
— В каждом изысканном блюде есть привкус. А у ржаного хлеба есть вкус, но привкуса нет.
Мы засиделись со Светловым в Доме писателей и уже собирались уходить, когда к нашему столику подошел Юрий Олеша. Он пришел из театра им. Вахтангова с репетиции своей инсценировки романа «Идиот». Его серые, давно нестриженые волосы взъерошены, узел галстука сдвинут.