С годами к этому добавились еще две маленькие складочки чуть позади губ и чуть впереди щек. Яара видела в них признаки старения, я же – наслаждения жизнью, потому что они появлялись только в те моменты, когда она была по-настоящему счастлива.
Я собирал ее улыбки как заядлый коллекционер. В этом заключалась моя миссия, это был мой подарок Яаре. И чем труднее становились времена, тем упрямее и решительнее становился я. Несмотря на то что Лондон изначально был настроен против нас, что визиты в клинику в Чипсдейле все учащались, что после очередного ежемесячного укола овитрелла[3] в живот синяя полоса на тестере все так же показывала, что результата снова нет, случались иногда моменты, когда улыбка снова появлялась на ее лице.
Только неопытному глазу, не следящему за Яарой все эти годы, могло показаться, что она исчезла навсегда.
Я же точно знал: все, что требуется, – это упорно ждать.
И я ждал с камерой в руке первого кусочка кекса, который она откусит.
Второго глотка крепчайшего кофе.
Иногда, когда мы заходили в подземку, и буквально в следующую секунду раздавался грохот вагонов, Яара, которую забавляла британская педантичность, произносила голосом диктора: «На платформу прибыл ваш персональный поезд».
И улыбалась.
И в тот момент, когда ее губы лишь начинали изгибаться, я знал, что у меня есть максимум две-три секунды на то, чтобы на ощупь установить выдержку и диафрагму, пока она снова не повернется ко мне, на мгновение улыбнувшись, прищурив опухшие от бессонницы глаза, и шепотом произнесет:
– Сегодня у нас будет хороший день, Йони.
Клик.
Лишь тот, кто сделал в своей жизни достаточное количество фотографий и накопил достаточное количество воспоминаний, знает, что фотографии предназначены не для того, чтобы помогать нам помнить.
Наоборот.
Они предназначены для того, чтобы помогать нам забыть.
И даже в те годы, когда нависшая над нами тень стала огромной и угрожающей, я знал то, что знают все, кто пытался понять, как работает камера, – свет есть везде и всегда, и все, что от тебя требуется, это быть достаточно опытным, достаточно бдительным и достаточно проворным, чтобы поймать его и использовать для лепки кадра.
Я хранил улыбки Яары на холодильнике, не доверяя никаким цифровым технологиям, потому что мне надо было видеть их глазами и ощущать руками. Поэтому я достал большую коробку, в которой собирался хранить фотографии, взял свою старенькую камеру, полученную в подарок от Пини и служившую мне верой и правдой с конца двенадцатого класса, купил по дешевке кучу пленки с высокой чувствительностью, чтобы максимально использовать свет, с трудом проникающий в нашу квартирку на втором этаже дома номер 74 на Весенней улице, через малюсенькое окошко в кухне и еще одно, чуть побольше, в спальне, и стал ждать.
И не переставал ждать даже тогда, когда улыбки совсем исчезли с ее лица…
– Так что ты предлагаешь? – обратилась Декла к Дану, словно меня здесь не было. – Придумай что-нибудь, ты, профессор!
– А ты – командир батальона, – огрызнулся Дан.
– Я лишь координирую руководство, – поправила его Декла, как поправляла всех ниже нее по званию. – Я отвечаю за деятельность тринадцати подразделений и руковожу восемьюдесятью подчиненными.
– Но ведь они же не стажеры.
– Какое это имеет значение? – запротестовала Декла.
Подняв голову, я посмотрел на них и на маму, сидящую достаточно близко от нас, чтобы мы могли заметить ее недовольство, но достаточно далеко, чтобы мы не могли ничего изменить. Одной рукой она изо всех сил прижимала к себе каяк, а другой пыталась создать хоть какой-то приток свежего воздуха к лицу.
Не знаю, когда я отключился от их разговора – десять минут или десять лет назад, но для себя я решил, что факт моего участия в общей поездке вовсе не обязывает меня принимать в нем участие.
– Куда это ты собрался? – попыталась остановить меня Декла.
– Не понимаю, чем тебе не нравится каяк, – выпалила мама со своего места, не обращая внимания на то обстоятельство, что тема разговора давно сменилась. – Вечно ты всем недовольна.
– Оставь в покое этот гребаный каяк, мама!
– Что за язык! – возмутилась мама. – Кто научил тебя так говорить?
– Отец.
– Ты же должна подавать людям пример. Ты и со стажерами своими так разговариваешь?
– Они не стажеры, – вмешался Дан. – Они подчиненные.
– Да заткнись уже, – вздохнула Декла.