15.10.15 — Дэймон, прости Елена, но я не уберегла его. Напившись и решив, что так будет лучше, в один из дней он просто снял кольцо и вышел на солнце. В утешение тебя и себя, могу написать лишь то, что он действительно перестал мучиться и умирал с улыбкой на губах. Он любил тебя, Елена, но поверь, зная нашего любимого эгоиста, могу написать, подружка, себя он любил больше. Он поступил так, чтобы облегчить свою боль, в тот момент, совершенно не задумываясь обо всех нас.
22.12.15 — Стэфан становиться другим, я смогла уберечь его от потери чувств, но я не смогла сохранить его душу доброй. Он и Кэр делают много такого, о чем я никогда не напишу тебя, прости. Но раз и навсегда запомни, проснувшись, зло и добро кардинально поменяются местами и тебе придется к этому привыкнуть и смириться.
3.01.45 — Аларик так и не нашедший своего места в этом мире умирает в преклонном возрасте от рака легких, думаю, так на нем сказались многочисленные магические перевоплощения. Я и Джэр были с ним рядом, он умирал среди тех, кто любил его. И наш старина Рик всегда помнил о тебе и о том, что ты была для него почти дочерью.
15.10.71 — Думаю, я всегда любила твоего брата, Елена. И теперь, когда не стало его, и мне осталось не так долго.
15.01.78 — Елена, запомни лишь две вещи. Никто из нас так и не оправился после твоего сна, ты была связующим звеном, и как только тебя не стало все пошло не так. Но не вини себя в этом, ты дала каждому из нас второй шанс и лишь наша вина в том, что мы не смогли им воспользоваться. Чувствую, что мне осталось не долго, буду скучать по тебе и по всем нам, надеюсь на встречу в другом мире.
А теперь главное, не верь ни кому, в особенности не верь Стэфану и Клэр, они уже не те люди, которых ты любила и боюсь, теми больше никогда не станут. Их больная любовь рушит все и всех, кто встречается у них на пути, держись от них подальше. Помнишь Клауса Майклсона? Да как такого можно было забыть, конечно, помнишь, так вот Елена я верю ему.
Я верю тому человеку, которым он стал и прошу тебя, моя девочка, заклинаю, держись к нему ближе, он защитит.
С любовью, Бонни.
15.10.78 — Со скорым возвращением, подружка.
Я почти задыхаюсь от душащих меня слез. Это так не похоже на Бонни, видно, что она писала это впопыхах и все же я не сомневалась, это ее послание.
Почти неосознанно бреду вон из комнаты и захлопывая за собой дверь, спускаюсь вниз, чтобы пробраться в холл с камином. Взмах руки и красный блокнот летит в сердце огня, вспыхивая миллионом маленьких всполохов. Ее мысли предназначались только мне, и теперь будут храниться лишь в моих воспоминаниях. Каждая дата, со смерти любимых клеймом отпечаталась в моей сердце, и теперь стоит перед глазами.
Мне не страшно. Мне не одиноко.
Мне просто холодно.
17.
Досмотрев, как догорает корешок книги, я сделала последний судорожный вдох и приняла тяжелое для себя решение. Следует доверять не Бонни, которая несомненно была одним из самых дорогих для меня людей, нет, если бы я сама не чувствовала, что Клаус изменился, не поверила бы ничему из ею написанного.
Но он изменился. Не знаю почему, не уверена что и сама Бонни знала, но теперь заглядывая в бледные глаза гибрида, я могла с уверенностью сказать, что в них видела.
Надежду.
Точно помню, когда именно полюбила Дэймона. Жестокого, кровожадного, отчаянно безрассудного. Ровно тогда, когда в его глазах появилась надежда на то, что он сам может стать лучше. Без моей помощи, не ради того чтобы завоевать мое расположение, а лишь потому, что это важно для него самого.
У Клауса есть дочь.
У Клауса прекрасный дом.
Хоуп — надежда. Его надежда.
— Что сжигаем?
Я буквально подпрыгнула на месте от неожиданности.
— Напугал? — гибрид оперся о стену и мерно попивал что-то из фарфоровой кружки, - Чаю?
Я непонимающе уставилась на него во все глаза.
— Елена, я всего лишь спросил, не выпьешь ли ты со мной чаю, не стоит на меня так смотреть.
Тряхнув головой, я в нерешительности дала свое согласие на совместное чаепитие и почти тут же в руках мужчины образовалась вторая кружка. А это означало, что он все это время следил за моим путешествием из комнаты и решил таким образом отвлечь меня от грустных мыслей.
Или мне просто хотелось верить, что кому-то до меня не все равно.
— Спасибо, — он все еще выжидательно смотрел на меня, — это записи Бонни рассказывающие мне о последних шестидесяти годах.
Сказав, я тут же поняла свою глупость, ведь блокнот хранился у Клауса, велика вероятность, что он его уже прочитал.
— Вот как, — гибрид задумчиво почесал подбородок, —, а почему сожгла?
Сделав большой глоток обжигающей жидкости, я начала согреваться и совсем не хотелось отвечать на его вопросы, хотелось просто побыть в тишине.
— Так легче, — еще один глоток, — просто стоит покончить с прошлым и думать, как мне жить дальше. Я же не могу всю оставшуюся жизнь обременять вас с Хоуп.
Клаус лишь усмехнулся.
— Человеческая жизнь коротка, Елена. Для нас с дочерью, это все равно, что хомячка завести.
Было видно, что он не хотел обидеть меня этими словами, но моя жизнь для него представлялась именно так. Всего лишь жизнь насекомого, такая же короткая и малоинтересная.
— Понимаю, — зачем-то подытожила я его выводы, — как думаешь, мне приятно от этого?
Он передернул плечами, смотря куда-то выше моей головы и едва улыбаясь. И нужно заметить, эта отвлеченная ненавязчивая улыбка ему очень шла.
— Я часто забываю о том, что ты не Катерина и уже не вампир. Твоя жизнь вообще нечто невообразимое, Гилберт! Я сам лично убивал тебя, потом ты стала вампиром, была двойником, спала волшебным сном и теперь просто обыкновенный человек. Это много даже для такого как я, а для человеческого существа, — он тоже сделал большой глоток, видимо, чтобы заполнить тишину и подумать, как описать свои чувства, не раня меня, — я уважаю тебя, Елена. И да, я уважал ведьму Бэннет, она спасла мою дочь, была настолько сильной, что смогла в одиночку противостоять ковену Нового Орлеана. Она любила тебя так сильно, что пошла на подобный риск. Кроме дочери, так меня не любила даже собственная семья. И теперь, — глоток и шаг ко мне на встречу, — я смотрю на тебя Елена и больше не вижу той жалкой человеческой девушки, что заменила для меня Катерину, я вижу существо, которое вызывало к себе подобную любовь. Так что будь любезна, Елена, не смей при мне говорить о том, что ты не достойна, находиться в этом доме и занимать мое время.
Он был в нескольких шагах от меня и его близость вновь пугала.
— Но, — я не знала, как выговорить то, что чувствовала.
— Ты боишься? — Бровь выгнута дугой.
— Нет, — честно ответила я, беря это признание из глубины души.
— Тебе плохо здесь?
Трясу головой, даже не зная как ответить на это. Конечно же, нет, ведь здесь как нигде более я под защитой. А это эгоизм, ведь я боюсь за себя и не думаю ни о ком более.
— Нет.
— Тогда в чем твои проблемы, Гилберт?
Ставлю опустевшую кружку на полку возле камина и отворачиваю лицо, от Клауса боясь ляпнуть что-то, за что потом будет стыдно. С ним я вообще чувствую себя глупой маленькой девочкой, которая никогда не достигнет ни его жизненного опыта, ни цепкого ума.
— Вот в чем твоя настоящая беда, Елена, ты боишься признаваться даже сама себе в том, чего ты по-настоящему хочешь. Верно?
Я пожимаю плечами, ежась от вновь вернувшегося холода.
— Срочно найди ради чего жить, Елена. Даже люди могут быть монстрами, если теряют все, ради чего не стоило бы ими становиться.