- Чего? Скажи мне, - Баки склонился над ним, провел рукой по его животу и обвел кончиками пальцев снова налившийся кровью член.
- Не знаю, - честно ответил Стив. – Всего. С тобой.
Баки рвано выдохнул и вытянулся рядом, широко огладил шею и плечи, повторяя путь ладоней губами, что-то прошептал Стиву в шею, обдавая горячим дыханием, и поцеловал. Длинно, нежно, медленно.
- Я тебя… - начал он и замолчал, отчаянно пытаясь продолжить. – Ты…
Но Стив понял.
- Я твой, - он обхватил его лицо ладонями и, не отводя взгляда, продолжил: - До самого конца.
- До конца, - эхом повторил Баки и, прикрыв глаза, потерся щекой о его ладонь. – Я тоже твой. Давно. Просто, чтобы ты знал.
- Я знаю. Знаю, Бак.
Баки опустился сверху приятной тяжестью, которую Стив теперь легко мог выдержать, и потерся бедрами.
- Ты стал таким огромным, Стив. Везде, - с усмешкой уточнил он. – А краснеешь по-прежнему.
- Я сегодня, похоже, выдал годовую норму… - член Баки в этот момент скользнул вдоль члена Стива особенно удачно, и он застонал. – Боже…
Это было последним, что он смог произнести. Во всяком случае, осознанно, потому что Баки, бросив отчаянный взгляд на часы, заставил его забыть обо всем.
- Ты веришь мне? – тихо спрашивал он, касаясь Стива между ягодиц, и он, сгорая от жгучей, сладкой, почти обморочной неловкости, отвечал:
- Да.
- Позволь мне, пожалуйста, Стив, - горячечно шептал Баки, прижавшись лбом к его плечу, а головкой члена – к месту, о двойном предназначении которого Стив до этого вечера даже не догадывался.
- Да, - снова отвечал Стив, шире разводя колени.
- Смотри на меня. Смотри, Стив.
И Стив смотрел, не отрываясь, на яркие губы, карминно-красные, припухшие, в глаза, такие жаркие, что от одного их взгляда внутри все переворачивалось, на растрепанные волосы, на тени ресниц. Лицо Баки, знакомое с детства, сейчас казалось очень красивым. Стив даже подумал, что Баки – самое красивое, что ему посчастливилось видеть. И то, что это от его неумелых ласк Баки стонал, тихо, горячо выдыхая «мой» куда-то в шею, от вида его искаженного будто от боли лица, Стива вело, как от крепчайшего виски. Баки был с ним, в нем, казалось, он заслонил собой весь привычный мир, в котором и так занимал неприлично много места.
Стив не боялся боли, да ее и не было. Только бесконечное, всеобъемлющее чувство принадлежности, клейма, которое Баки выжег на нем. Он весь был ею, этой меткой. Казалось, каждый след от поцелуя, каждое прикосновение ложатся на его кожу размашистой надписью: «Собственность Баки Барнса».
Стиву хотелось, чтобы все видели эту надпись. Хотел нести ее, как нес свой щит – с гордостью. Но это было за гранью. Чем-то, чему не суждено сбыться. Никогда.
Баки вычерчивал на его влажной от пота груди сложные узоры, пытаясь восстановить дыхание, а Стив лежал, тесно переплетаясь с ним ногами. Под его закрытыми веками плыли разноцветные круги: желтые, красные, оранжевые. Все тело стало легким и звонким, будто до этого самого мига, до того, как они с Баки умерли, распались в пыль, перемешавшись, и заново собрали себя, он и не жил вовсе.
- Я тебя люблю, - прошептал Стив Баки в волосы. – И так будет, сколько бы времени ни прошло.
- Не зарекайся, - ответил ему Баки. – Ты…
- Обещаю.
Баки, приподнявшись, долго смотрел ему в глаза, а потом усмехнулся одними губами:
- Я верю тебе. И тоже обещаю, что пока я жив, в твердом уме и здравой памяти, у меня есть только ты. И будешь. Клянусь.
Стива будто укололи в сердце ледяной иглой. Он резко сел и прижал Баки к себе, будто тот был не крупным мужиком почти одного с ним роста, а только что снятым с дерева котом.
- Не говори так. Ты будто прощаешься.
- Мне теперь не страшно, - ответил Баки. – Больше всего на свете я жалел, что не решился. Тогда, у Золы. Я лежал на столе, со мной творили отвратительные вещи, от воспоминания о которых меня тошнит до сих пор, твердил и твердил звание-фамилию-номер, а сам думал о том, что сдохну, как трус. Так и не узнав, был ли у меня шанс. Теперь…
- Ты не умрешь. Никто не умрет.
- Так не бывает, - возразил Баки и снова его поцеловал. – У меня есть сегодня. Здесь и сейчас.
- У нас есть, - поправил его Стив.
Баки откинулся на подушки, потянув и его, выгнулся, оплел собой, и Стив забыл о неприятном разговоре. Когда у него не было ничего, у него был Баки. Теперь ему и не нужно ничего, кроме него.
***
За окном брезжил серый рассвет, и, собираясь в штаб, они с наслаждением сталкивались локтями, толкались, поминутно касаясь друг друга и путая вещи. Радость вскипала в крови колкими пузырьками, как шампанское, и все казалось легким и преодолимым. Они поймают Золу, завершат войну и вернутся в Бруклин. Вернутся с войны. Из радиолы лился медленный фокстрот, и Баки, дурачась, провел Стива несколько дорожек, закружил, легко касаясь талии и плеча. Стив ощущал, как теплое блаженство, счастье от того, что Баки рядом, наполняет его. Ему все по силам, потому что он, наконец, разглядел правильного партнера.
<p>
</p>