— Я об этом как-то не подумал.
— Вот видишь, Логан. Тебя это вообще не волнует. Не подумай, что я на стороне Чарис, но твоё поведение… это тоже было неправильно…
— Все вы такие, — пробурчал я. — Девушки. Только наивно полагаете, что все парни — ненормальные, а девушки всегда и во всём правы. Жена Карлоса тоже сказала мне, что я неправильно поступил с Чарис.
— Не надо так говорить. Я повторю тебе, я не на стороне Чарис, я считаю, что она безмозглая идиотка, раз предала такого парня, как ты.
Я бросил на Кортни быстрый взгляд. Даже в этом полумраке было заметно, как покраснели её щёки.
— И дело тут вовсе не в женской солидарности, — продолжала она. — И уж тем более не в дискриминации полов. Просто в данной ситуации Чарис действительно заслуживает того, чтобы ты попросил её прощения.
Я налил вино в наши бокалы.
— Ты права, — признался я. – Да, Кортни, возможно, мне и впрямь нужно извиниться.
— Обещай, что сделаешь это сразу же по возвращении в Лос-Анджелес.
— Для тебя это так важно?
— Я просто хочу, чтобы тебя перестали мучить призраки прошлого. Если попросишь у неё прощения, они отпустят тебя, вот увидишь.
— Спасибо. Ты так меня понимаешь. Я ценю твою поддержку.
Мы «чокнулись» бокалами и выпили.
— Ты так красиво выглядишь, — сказала Кортни, покрасневшая от вина.
— Ты тоже, детка.
— Я немного о другом. На твоё лицо очень красиво падает свет, Логан. Я хочу тебя нарисовать.
— Прямо сейчас? Здесь же темно.
— Нет, — со смехом ответила девушка, — здесь и в правду темно, к тому же у меня с собой нет бумаги. Поднимемся в номер, и тогда я тебя нарисую. Ладно?
— Ладно. Но сперва хочу сказать, что меня никогда прежде не рисовали.
— Это не страшно. Почти все люди, чьи портреты я рисовала, говорили мне то же самое.
Мы заказали ещё одну бутылку вина и по одному мороженому. Я чувствовал, что в меня не влезет больше ни кусочка, но продолжал есть, будто это была последняя еда на свете.
Во втором часу ночи мы поднялись к себе в номер. Кортни осмотрела помещение и, бросив на кресло свой шёлковый шарфик, сказала:
— Сядь напротив окна. Я посмотрю, как падает свет.
Я послушно опустился на кровать и упёрся ладонями в одеяло. Кортни встала напротив и внимательно на меня взглянула.
— Нет, — замотала головой она, — это никуда не годится. Сядь лучше в кресло. Да, так будет лучше.
Без лишних слов я пересел в кресло и положил ногу на ногу. Кортни прикрыла один глаз и снова принялась изучать меня взглядом. Потом она улыбнулась и, кивнув, сказала:
— Вот так идеально. Смотрится отлично.
На самом деле я не понимал, в чём заключалась разница, но Кортни была художницей, и я доверял ей, ведь она видела всё немного в ином свете. Девушка достала из своей сумки планшет с бумагой, карандаш и, подвинув стул, села напротив меня.
— Смотри мне в глаза, — тихо произнесла она, сосредоточив взгляд на мне. — Постарайся не шевелиться.
— Дышать-то можно?
— Можно. Только не разговаривай.
Карандаш заскользил по бумаге. Кортни смотрела то на меня, то на своё творение. Я тоже смотрел на неё, любуясь её сосредоточенностью над работой. Мне нравилась её серьёзность.
Вскоре я начал скучать. Мне надоело сидеть в одном положении, не шевелясь и даже не разговаривая.
— А ты меня в полный рост рисуешь? — решил развеять тишину я.
— Да.
— Можешь тогда нарисовать галстук вместо «бабочки»?
Кортни подняла на меня недоумевающий взгляд.
— Я больше люблю галстуки.
— Нарисую то, что вижу, Логан, не отвлекай меня.
Она была слишком сосредоточена на своей работе, чтобы говорить со мной. Поняв это, я с грустью вздохнул и снова замер, наблюдая за своей художницей.
Через час портрет был готов. Увидев его, я оторопел. Рисунок получился настолько реалистичным, что тяжело было отличить его от хорошенько обработанного фото.
— Кортни… — проговорил я, не смея оторвать глаз от её творения. — Это… я даже слов не могу подобрать. Это шедевр.
— Теперь он твой. Можешь взять его, пусть он напоминает тебе обо мне.
Она положила подбородок на моё плечо, и я почувствовал горячее дыхание на своей шее. По коже побежали мурашки.
— Я рада, что тебе понравилось, — прошептала Кортни мне на ухо.
— Думаешь, твой портрет мог произвести на меня какое-нибудь другое впечатление?
Я не выпускал лист бумаги из рук, изучая взглядом ровные карандашные линии и штрихи. От непонятного волнения, охватившего меня из-за того, что Кортни стояла так близко, у меня задрожали руки.
— Ладно, давай его сюда, — сказала девушка и забрала из моих рук портрет. — По-моему, он нам немного мешает.
Она положила руки на мои плечи и поцеловала в шею. Я смотрел вперёд, не отвечая на её действия. Я просто не знал, что мне делать. С одной стороны, мне не хотелось сейчас таких близких отношений. Мы с Кортни сходили на пару свиданий — и всё. На дальнейшее развитие наших отношений я не рассчитывал.
Но с другой стороны, вино уже начало действовать на меня, на мои мысли. Меня заводили действия Кортни, но я понимал, что должен держать себя под контролем.
Однако, когда девушка ослабила мою «бабочку», я посмотрел на неё и коротко поцеловал в губы. Кортни положила одну руку на мой затылок, другую — на мою грудь и страстно поцеловала меня. Да-а-а, мне нравилось, как она это делала. Я положил руку на её колено и сильно сжал его. Кортни, издав слабый стон, укусила меня за губу.
— Больно, — с фальшивым возмущением сказал я, отстранившись.
— Правда? Тогда сделай мне больно тоже.
Мои губы снова встретились с её, и я, не рассчитав своей силы, тоже укусил девушку за нижнюю губу.
— О боже! — воскликнула она, резко отпрыгнув от меня.
— Что? Я сделал слишком больно?
Кортни прижала пальцы к своей губе и взглянула на них. На пальцах осталась кровь.
Мы одновременно засмеялись.
— Так вышло случайно, — развёл руками я. — К тому же, ты начала первая.
— Ладно, Логан, это не страшно. Надеюсь, тебе нравится вкус крови.
Мы опять поцеловались. Моя рука принялась гладить её колено, затем начала подниматься выше и выше, вверх по бедру…, но я смог вовремя остановить себя. Нельзя было заходить слишком далеко.
Кортни села мне на колени. Она отбросила в сторону мою «бабочку», расстегнула верхние пуговицы моей рубашки.
— Снимай её, — сказала девушка, глубоко дыша.
Сначала мои пальцы потянулись к пуговицам, но потом я постарался себя образумить.
— Нет, Кортни. Я не могу.
Какое-то время она молча смотрела мне в глаза, после чего слезла с меня и присела рядом.
— Что это значит?
— Мы можем целоваться. Но чтобы тра… ой, извини, чтобы заниматься любовью… нет, я на это не пойду.
— Со мной что-то не так?
— Всё так, Кортни. Поверь мне, ты чудесна.
— Тогда в чём дело?
— Я… Просто я ещё не готов к таким отношениям.
— Ты всё ещё думаешь о Чарис? Забудь, Логан. Ты ведь сам сказал, что она уже в прошлом.
— Дело вовсе не в ней, а во мне самом.
— Я не понимаю.
— Честно говоря, я сам иногда себя не понимаю. Но тебе не стоит думать об этом, детка.
Я хотел поцеловать Кортни, но она оттолкнула меня.
— Нет? — с удивлением спросил я. Девушки редко отказывали мне, можно даже сказать никогда.
— Нет. У меня уже пропало желание.
Она встала и пошла к ванной.
— Кортни! — устало произнёс я. — Не уходи. Куда же делось твоё понимание?
— Туда же, куда ушло и влечение к тебе.
— Брось. Ты что, обиделась? Ты классно целуешься.
— По-твоему, я только это и могу? — дрожащим от обиды голосом спросила она. — Спокойной ночи, Логан.
Дверь ванной оглушительно хлопнула, и я упал на подушки. Таблетки оказывали на меня своё влияние, уже страшно клонило в сон. Поэтому я решил отложить размышления по этому поводу на потом и, повернувшись на бок, уснул.
Не помню, как мы долетели до Лос-Анджелеса. Я был под таблетками, потому проспал почти весь полёт. А когда проснулся, Кортни, сидевшая рядом, уже спала. Поговорить нам не удалось, к тому же я даже предположить не мог, с чего нужно было начать наш разговор.