— Потому что это был мой чай, — сказал я и, взяв кружку, выплеснул её содержимое в раковину. — Так чем ты там со мной хотел поделиться?
Лицо Кендалла приняло иное выражение. Возникло ощущение, что он вспомнил о чём-то неприятном и теперь состроил такую гримасу, будто только что увидел в своём супе плавающую сороконожку.
— Я… — начал было друг, но потом его взгляд упал на стол, и он спросил: — А можно ещё сигаретку?
Схватив со стола почти пустую пачку сигарет, я спрятал её в карман своих брюк и отрицательно покачал головой.
— Можно чая с лимоном, — произнёс я, указывая на ещё горячий чайник. — И можно свежим воздухом подышать у окна. А вот сигареты я тебе больше не дам. Ни одной.
— Что ты себе позволяешь?
— Ну, во-первых, ты в моём доме, и я могу позволить себе всё, что только заблагорассудиться. А во-вторых, ты всё ещё остаёшься участником двух музыкальных групп, и они обе нуждаются в твоём чудесном голосе.
Сначала Кендалл польщёно улыбнулся, потом нахмурился и, прищёлкнув пальцами, сказал:
— Точно. Я как раз об этом.
— О чём? О группе?
— И да, и нет.
Он на долгое время замолчал, будто задумался над чем-то жизненно важным. Я не стал вытаскивать друга из его мыслей, поэтому терпеливо сидел и ждал. Он опять начал дрожать.
— Да, — наконец выдал Шмидт. – Да, о группе. Только не о нашей. В смысле и о нашей тоже, но я ещё имею в виду мой «Heffron Drive». Понимаешь, да?
— Если ты продолжишь свои чертовски внятные объяснения, то я всё пойму.
Кендалл принялся усаживаться поудобнее, словно хотел выиграть время. Я понял, в чём дело, и слабо улыбнулся.
— Моя Кайли… — снова забормотал он. — Она собственница. Ну, знаешь, если рядом с ней находится человек, который ей небезразличен, он должен принадлежать ей и только ей. Понимаешь?
Будучи пьяным, Кендалл постоянно задавал один и тот же вопрос: «Понимаешь»? Я устало вздохнул и, оперевшись щекой на руку, утвердительно закивал.
— Она ревнует? — решил спросить я. — Ревнует тебя к нам и Дастину?
— Да, точно. Она ревнует, причём очень отчаянно и даже глупо. А сегодня, сегодня, Логан, меня это сильно взбесило. Мы поссорились.
— Ты нажрался как свинья и приехал ко мне в полночь только из-за того, что просто поссорился с Кайли?
— Не говори так! — повысил голос Кендалл и снова забился дрожью. — Это ты можешь просто поссориться с какой-нибудь стервой, которая, возможно, изменяет тебе направо и налево, а я с Кайли очень сильно поссорился!
Я еле-еле сдержал себя, чтобы не столкнуть Шмидта со стула. Меня оскорбили его слова, он сумел надавить мне на больное место. Кендалл не знал, каково это — знать, что тебя предал человек, которого ты считал своей жизнью, всем своим миром. Может быть, он никогда даже не испытывал таких сильных и пылких чувств, что я испытывал к Чарис. Может быть, ему этого никогда и не предстоит узнать, ровно как и предательство самого дорогого человека на свете. Но он был пьян. Я простил его только потому, что он был пьян. Проснувшись утром, он даже не вспомнит о своих невольно брошенных словах, а рана в моём сердце начнёт кровоточить с новой силой. Я решил не обижаться на Кендалла, это было бы по крайней мере очень глупо.
— Почему? — почти беззвучно спросил я.
— Просто я устал. Ох, дружище, как же я устал жить так. Я не могу расслабиться. Меня постоянно это угнетает. Бывает, что хочется забиться в угол и сидеть там до тех пор, пока не сдохну от голода. Но я переступаю через свою усталость и, каждое утро просыпаясь рядом с Кайли, убеждаю себя, что сегодняшний день будет лучше вчерашнего.
Он потянулся за невидимым предметом, что лежал на столе, но увидев, что на столе ничего нет, равнодушно махнул рукой. Сигареты-то я у него забрал!
— Привычка, — оправдывающимся тоном произнёс Кендалл. — Так вот, когда она снова принялась упрекать меня в постоянном отсутствии, в том, что она страдает недостатком внимания, я не выдержал. Я наорал на неё и наговорил столько неприятных слов, что даже вспоминать не хочется. И стыдно.
— Стыдно? Тогда зачем же ты ко мне приехал? Поезжай к ней, извинись.
Шмидт засмеялся.
— Ещё чего! Только унижений перед ней мне не хватало. Я и не подумаю вымаливать у неё прощения, небось сама ещё на своих сбитых коленях ко мне приползёт.
— А как ты думаешь, она права? Насчёт того, что ты уделяешь ей мало внимания?
— Да х… его знает, — пожал плечами Кендалл. — Может быть. Последние дни я был так занят музыкой, что даже не помню, когда мы в последний раз вместе ужинали.
«Так и Чарис мне говорила», — с горечью подумал я.
— Тогда тем более тебе следует извиниться, — посоветовал я другу. — Пока не стало поздно.
— А как понять, что стало поздно?
— Станет поздно тогда, когда она соберёт свои вещи и переедет обратно к родителям, а тебе скажет, что потратила на такое чудовище, как ты, лучшие годы своей жизни.
— Не-не-не, мы пока ещё не женаты. К счастью, наверное.
Я посмотрел на ночное небо. Почему парни так часто обращаются ко мне с вопросами об отношениях? Как будто я гуру в этих вопросах. Складывается впечатление, что иногда даже я подрабатываю у них личным психологом. Они готовы рассказать мне всё (ну, или почти всё), а я почему-то о многом им не рассказываю. Я стараюсь им помочь, если они обращаются ко мне за советом, но сам у них никогда помощи не прошу. Почему? ..
— А чего это ты стал такой справедливый? — спросил Кендалл, посмотрев на меня затуманенным взором. — У самого ведь на душе не один грех, да?
— Угу, — неразборчиво промычал я, попутно размышляя, наладил я наши взаимоотношения с Чарис или нет. — Просто никто из нас не знает, Кендалл, что будет завтра. Может, завтра Кайли улетит в Германию, и ближайшие несколько лет ты вообще её не увидишь.
Его брови поползли навстречу друг к другу, Шмидт начал икать.
— Причём здесь вообще Германия? — спросил он. — И с чего бы Кайли лететь туда?
Вздохнув, я посмотрел на него и сказал:
— Уже поздно, мой друг. Давай ложиться спать.
Я встал и положил руку на его плечо. Но Кендалл сидел неподвижно, уставившись в пол, слегка покачиваясь и периодически содрогаясь от икоты. Я решил подтолкнуть друга, направить его на путь крепкого и отрезвляющего сна, но Шмидт оттолкнул мою руку.
— Иди, — забормотал он и замахал рукой. – Иди, Логан, иди. Я ещё посижу.
— Один у меня на кухне? Нет, давай наверх.
Я снова предпринял попытку поднять пьяного друга со стула, но он был упрямым, как баран.
— Отвали! — повысил голос Кендалл и вцепился в стол, будто сам он тонул, а стол являлся каким-нибудь средством спасения. — Я же сказал, что ещё немного хочу посидеть здесь!
— Ладно, — сдался я, — но имей в виду, алкоголя у меня нет, а сигареты я забрал. Положу их под подушку. Но помни, что я очень, слышишь? очень чутко сплю.
Выйдя в прихожую, я на всякий случай закрыл входную дверь на все замки, а ключи тоже забрал с собой в спальню.
Забравшись в тёплую постель, я с наслаждением закрыл глаза и вздохнул. Кендалл солгал мне. Его история — выдумка, от начала и до конца. Поначалу, возможно, он и хотел рассказать мне всю правду. Но что-то заставило его передумать, только вот что — это оставалось для меня загадкой.
Дверь молниеносно распахнулась, и Джеймс ворвался в студию, как ветер.
— Мужик, — удивлённо произнёс я, — где мой кофе?
Маслоу, учащённо дыша, взглянул на свои пустые руки.
— Ах, этот чёртов кофе, — сквозь зубы процедил он и, закрыв дверь, прижался к ней спиной. — Кофе…
— Да, и мой кофе тоже, — напомнил о себе Карлос. — Что вообще происходит?
— Тихо, — прошептал Джеймс и, прижав руку к груди, постарался успокоить своё сбившееся дыхание. — Тихо…
Мы с Карлосом недоумённо переглянулись.
— Последний раз ты вёл себя так, когда Бони и Сара узнали друг о друге, — сказал я, наблюдая за Маслоу. — Стой, или это были Саша и Клэр?
— Нет, — замотал головой ПенаВега, — это определённо были Лорэн и Мелисса.
— Да заткнитесь! — свирепо выкрикнул Джеймс. — Она сейчас придёт.