— Сходи к врачу, Логан. Ты болен. Да, и не смотри на меня так, я знаю, как ты к этому относишься. Но научись принимать правду. Тебе нужен врач. Хороший невролог, который действительно сможет помочь тебе. Прекрати заниматься самолечением, оно большой пользы тебе не принесёт.
Я слушал его, мрачно уставившись в пол. Карлос был абсолютно прав, и я понимал это. Я прекрасно понимал и то, что мне нужен врач, но идти в больницу и лечить свои мозги не спешил. Возможно, я не делал этого потому, что ещё не до конца осознал свою болезнь. Она казалась мне нечто иным, тем, что не поддаётся никакому лечению.
— Но ты пообещаешь сохранить мой маленький секрет?
— Если ты пообещаешь посетить невролога после окончания «Большого Тура».
Вздохнув, я всё же согласился, и мы с Карлосом стукнулись кулаками в знак заключения сделки. Потом он ушёл, а я ещё долго стоял у окна, бесконечно размышляя над его словами.
Наконец-то. Наконец-то я снова вижу этот дом из красного кирпича, эти клумбы с какими-то цветами голубоватого оттенка, эту дорожку, ведущую прямо к крыльцу. И наконец-то я ощущаю уже полюбившийся запах розовых роз.
После того, как я нажал на звонок, за дверью началась суета. Затем я услышал звон ключей, и дверь открылась. На меня смотрели выразительные, но такие чужие глаза Эвелин…
— Привет, — произнёс я, но почти не услышал своего голоса, — а… вот цветы… они для тебя…
Она нахмурила брови, но оставалась в неподвижном положении. Розы она не приняла, как и во время нашей последней встречи.
— Для меня, прости? — спросила она после моего долгого смущённого молчания. — Но… зачем?
— Как зачем? Ты ведь любишь розы, разве я не прав?
— Прав. Но зачем ты даришь их мне? Ты хочешь, чтобы я дала тебе что-то взамен?
Я начал смутно о чём-то догадываться и, затаив дыхание, спросил:
— А ты з-знаешь, кто я?
В ответ последовало молчание, от которого по спине моей побежал непонятный холодок. Эвелин отрицательно покачала головой.
— А кто ты? — почти шёпотом спросила она, приблизившись ко мне.
— Не имеет значения. Просто… просто возьми эти цветы.
Со слабой улыбкой она приняла из моих рук розы, и я грустно улыбнулся в ответ.
— Эвелин, — прозвучал из глубины прихожей знакомый женский голос, — я ведь сказала, что сама открою дверь.
Увидев меня, Уитни замерла на месте. Я глядел на неё, стараясь не выдавать своим выражением лица ни одной эмоции, и, кажется, у меня это получилось. Взгляд Уитни стал ледяным.
Я заметил некоторые изменения в девушке. Её лицо как-то похудело, и теперь эти впалые щёки смотрелись не сильно привлекательно. Тушь под глазами растёрлась, и возникало ощущение, что Уитни — обладательница ярких синяков под обоими глазами.
— Мне было несложно, — сказала Эвелин своей сестре и с наслаждением понюхала бутоны роз. — Они прекрасны, правда? Этот очень щедрый молодой человек только что подарил их мне.
Отвернувшись, Уитни чихнула, и Эвелин вдруг рассмеялась.
— Да, — согласилась Уитни с сестрой, вытирая выступившие на глазах слёзы. — Отнеси их в комнату, пожалуйста.
Эвелин послушно удалилась, и я с сожалением посмотрел ей вслед.
— Зачем ты снова сюда пришёл? — тихо, но довольно грубо спросила Уитни.
— Ты не можешь запретить мне приходить сюда.
— Я буквально заменяю Эвелин мать, так что я в полной мере могу отвечать за то, что с ней происходит. Пошёл прочь отсюда!
Уитни собиралась хлопнуть дверью, но я выставил руку вперёд, не позволив ей этого сделать.
— Криками нам ничего не решить, — сдержанным шёпотом сказал я. — Позволь мне войти, мне нужно с тобой поговорить.
— Эвелин этого не хочет.
— Я сейчас говорю не об Эвелин. И вообще, откуда тебе знать, чего она хочет, а чего нет?
С досадой поджав губы, Уитни обратила свой взор в прихожую. На кухне шумела вода: это Эвелин ставила мои розы в вазу с водой.
— Что тебе от меня нужно? — спросила недовольная собеседница, вновь опустившись до полушёпота.
Я молча смотрел на неё, и Уитни, напряжённо вздохнув, сделала шаг в прихожую, приглашая меня войти. Я торжествующе улыбнулся и вошёл.
Жестом указав мне на гостиную, Уитни отправилась на кухню, и я услышал её приглушённый голос:
— Можешь немного посидеть у себя в комнате? Мне надо поработать.
— Конечно.
Затем старшая из сестёр снова чихнула.
— И забери с собой розы, пожалуйста.
Я с интересом рассматривал фотографии, вставленные в красивые рамки. Здесь были фото маленьких Эвелин и Уитни, и я улыбался, глядя на них. На каминной полке я заметил наполовину пустую бутылку мартини, рядом — стеклянный стакан. Я поднёс стакан к лицу и наполнил лёгкие воздухом, пытаясь ощутить аромат. Как раз в этот момент в гостиной появилась Уитни.
— Убери руки, — сурово бросила она.
Поставив стакан на место, я бросил на собеседницу равнодушный взгляд.
— О чём ты хотел поговорить? — спросила она и, взяв с каминной полки бутылку мартини, села на диван.
Я сел напротив Уитни и, вздохнув, поднял на неё печальный взгляд.
— Почему она меня не помнит, Уитни?
Какое-то время мы сидели в тишине, после чего девушка сказала:
— А я думала, ты уже сам догадался о её несчастье.
— Догадался. Но конкретно я об этом ничего не знаю. Спрашивать у Эвелин… это как-то слишком. Это будет невежливо.
— А спрашивать у меня – это, по-твоему, вежливо?
Уитни тяжело вздохнула и сделала большой глоток из бутылки.
— Итак, ты хочешь, чтобы я рассказала тебе всё?
— Ты этого не сделаешь, но да. Я этого хочу.
— Зачем? Господи, да зачем? Почему люди всегда создают себе проблемы?
— Я их не создаю, они сами собой появляются в моей жизни.
— Вот как? — Она сделала ещё один глоток. — Честно говоря, впервые встречаю человека, так яро интересующегося жизнью Эвелин. И я так понимаю, если я не расскажу тебе всего, ты от меня не отстанешь, да?
Я не отвечал. Уитни была пьяна — не сильно, но пьяна. Это был идеально подходящий момент для того, чтобы вытянуть из неё всю правду.
— Её болезнь… осложнилась, — наконец заговорила Уитни. — Эвелин лечится у невролога уже год, но результатов пока нет. Это настораживает и меня, и врача. У неё антероградная амнезия, моя сестра помнит только то, что было до начала болезни. А остальное…
— А когда началась её болезнь?
— Очень давно. Когда Эвелин было пять лет. Это был совершенно нелепый несчастный случай. Совершенно! И он так изменил её жизнь!
Уитни сделала сразу два глотка мартини.
— Эвелин просто упала с качелей. Она упала и ударилась головой о железку. Сначала она долго не приходила в себя, что очень сильно напугало меня и родителей. Потом она всё же очнулась, и мы сразу показали её доктору. Он сказал, что это простой ушиб, даже сотрясения мозга нет. А потом мы стали замечать, что Эвелин постепенно теряла память. Сначала она не помнила, что ела на завтрак, потом перестала помнить имена своих друзей, а потом начала забывать, как читать…
Я с ужасом вспомнил нашу первую встречу с Эвелин, когда та попросила меня прочесть надпись на двери. Я принял её за сумасшедшую, а ей, оказывается, действительно нужна была моя помощь…
— И вот сейчас, когда Эвелин находится под постоянным присмотром невролога, болезнь начинает прогрессировать. Эвелин периодически теряет память. Сегодня она может помнить абсолютно всё, а завтра не вспомнит даже вкуса её любимых фруктов. Это осложняет ей жизнь. Действительно, это, чёрт возьми, тяжело, когда каждый день узнаёшь о себе новые, иногда потрясающие сознание вещи!
— Так вот оно как, — задумчиво прошептал я и поднял глаза на собеседницу. — Уитни, что мне сделать для того, чтобы она меня вспомнила?
Девушка рассмеялась, опрокинув голову назад. Я с недоумением смотрел на неё.
— Это амнезия, Логан. Ты не можешь просто приказать Эвелин вспомнить тебя. Для этого нужно время.
— Много времени?
— Не знаю. Но я бы посоветовала тебе запастись терпением. Выздоровления, конечно, можно добиться, но я просто не знаю, как долго должно длиться лечение, если даже год регулярного посещения невролога не дал никаких результатов!