- Ну ладно, - вздыхает Дрейк и встает, бросая тоскливый взгляд на тележку с бутылками. - Пока хватит!
Мы тоже встаем. Я направляюсь к двери и жду, что вслед мне прозвучит естественная в данном случае фраза: "Питер, вы останьтесь". И она действительно звучит, но касается не меня:
- Ларкин, я попросил бы вас остаться.
Уже второй час, и ресторан почти пуст. Я сажусь у самого окна, чтобы оттуда понаблюдать за кафе по ту сторону улицы, которое я так часто изучаю изнутри. Я только что заказал телячью отбивную, заказ принял Джованни, бакенбарды которого напоминают пару отбивных, как вдруг за спиной раздается знакомый голос:
- Можно сесть с вами?
Когда человек в чужой стране слышит родную речь, ему положено умилиться или прослезиться. Но я почему-то ничего такого не чувствую.
- Конечно, пожалуйста, садитесь.
Майк садится напротив меня, берет меню и начинает изучать его с таким сосредоточенным видом, будто это не меню, а Хартия прав человека. Это меню он давно знает наизусть, и всем заранее известно, что он закажет бифштекс с макаронами, по-болонски или по-милански, но ритуал есть ритуал.
- Джованни, будьте добры, бифштекс по-милански! И кьянти, как всегда.
Обед проходит в полном молчании, и я уже решаю, что Майк отказался от намерения разговаривать со мной, но он отодвигает тарелку, облокачивается на мраморный столик и заявляет:
- Ну и глупо же получилось, а?
- Что именно вы имеете в виду?
- Да вот, недавно. Двое болгар сцепились на потеху этих англичан...
- Да, в самом деле...
- ...вместо того, чтобы заранее сесть, поговорить по-человечески и все уточнить.
- В самом деле, - снова соглашаюсь я.
- Но откуда мне было знать, что Дрейк именно сегодня соберет военный совет! А что касается вас, то я думал, что вас просто хотят использовать там, на месте... И согласитесь, что всякие пограничные зоны и сигнальные установки - совсем не мое дело.
- Да-да, естественно.
Мы пьем кофе, Милев продолжает пространно рассуждать о том, как все могло бы получиться по-другому, если бы мы заранее могли договориться; но ничего нового не прибавляет. Я же ограничиваюсь тем, что время от времени киваю в знак согласия, чтобы не слишком повторяться.
Мы расплачиваемся и направляемся в сторону "Аризоны", но на полпути Майк останавливается и предлагает:
- Пожалуй, лучше всего зайти сейчас ко мне и все как следует обдумать.
- Куда нам спешить. Откровенно говоря, сейчас я предпочел бы вздремнуть.
Он взглядывает на меня, будто проверяя, не шучу ли я, и внезапно меняет тон, переходя на "ты":
- Вздремнуть? Да ты в своем уме? Да ведь пока мы тут с тобой прохлаждаемся, Дрейк, может быть, уже решает нашу судьбу?
- Так уж и судьбу...
- Слушай, ты или валяешь дурака, или слишком наивен. Да ты вообще имеешь понятие о том, что за человек Дрейк? Для него пустить в человека пулю - все равно что поздороваться.
Я осматриваю улицу, почти пустую в это время, потом кидаю беглый взгляд на парадное, у которого остановил меня Милев, - неприглядное и полутемное, не внушающее никакого доверия.
- Хорошо, - уступаю я. - Раз вы считаете, что нельзя терять времени...
Следом за Майком я иду по неопрятной лестнице с полустертыми ступеньками. На втором этаже он открывает своим ключом дверь квартиры и вводит меня в гостиную. Обстановка здесь напоминает мою собственную, гостиничную, с той разницей, что мебели побольше и сама она поновее, а окно выходит в задний двор, загроможденный ржавым железом.
- Не хотите выпить? - спрашивает меня хозяин, который снова перешел на "вы".
- Нет, спасибо. Не хочется.
- Мне тоже. Серьезный разговор лучше вести на трезвую голову.
Мы усаживаемся в кресла по бокам небольшого столика. Милев спрашивает:
- Ведь вас, кажется, именно выпивка привела в этот квартал?
- Да, пожалуй.
- Судьба, - уныло качает головой Майк. - Вас - спиртное, меня юбки...
- Причем тут юбки? - спрашиваю я, чтобы не молчать.
- А притом, что они не бесплатны, - поясняет хозяин. - И чтобы заработать побольше, я взялся продавать гашиш, а гашиш привел меня к Дрейку...
Он замолкает - наверное, решив, что не стоит перегружать меня информацией. Потом вместо обобщения замечает:
- А теперь нам обоим надо думать, как убраться отсюда.
- Зачем? Здесь не так уж плохо.
- Да, конечно! - с издевкой улыбается Майк. - Особенно если вам и дальше будут платить за шлянье по порнографическим магазинам и по закусочным. Но вы не знаете шефа. Он денег на ветер не бросает. И с самого нчала подсчитал до последнего пенса, сколько на вас потратить и сколько на вас заработать, прежде чем отправить вас в морг.
- У меня от ваших прогнозов испортилось настроение, - бормочу я. Вам не кажется, что если кто-то под угрозой, то это, скорее всего, вы?
- Верно, вы разнесли мой план в пух и прах, - отвечает Милев. - И Дрейк теперь, наверное, уверен, что я его вожу за нос, хотя у меня такого намерения и не было. Но я ему все еще нужен, хотя бы для того, чтобы высказать мнение о плане, который ему предложите вы. А когда вы это сделаете, ничто не помешает мне разнести его в пух и прах, как вы разнесли мой план.
- У меня нет плана, - успокаиваю я его.
- Если у вас нет плана, вам прямая дорога на кладбище. Если нет, придумайте хоть какой-нибудь. Вы уже знаете слишком много. Дрейк не оставит вас в живых, если решит, что вы ему больше не нужны.
Он молчит, давая мне время вникнуть в то, что сказал, потом переходит к сути дела:
- Будет верхом глупости, если мы, болгары, разрешим этому англичанину расправиться с нами...
- Раз вы ставите вопрос на национальную основу...
- Наше единственное спасение - выработать общий план, для осуществления которого и я, и вы будем одинаково необходимы. Нужно, чтобы это было нечто солидное, в противном случае шеф не одобрит.
- Да, это было бы идеально, - соглашаюсь я, рассеянно глядя на клочок задымленного неба над грядой прокопченных крыш за немытым окном.