Выбрать главу

— Совершенно верно.

— В таком случае можете быть спокойны: мы немедленно позаботимся о нем. Напишите на листке точный адрес.

Исполняю все в точности. Хозяин берет листок бумаги и, приоткрыв дверь, передает его лакею, что-то шепнув.

— Считайте, что этот вопрос улажен и продолжайте дальше, — басит Мортон и, прежде чем снова устроиться на диване, берет сигару из коробки, стоящей на столике.

Возвращаюсь к событиям, происшедшим немного раньше, точнее, вечером предыдущего дня.

— Вчера Дрейк велел мне написать открытки, что я и сделал.

— Содержание?

— «Фрина», 23 октября, Варна.

— Количество?

— Пятнадцать килограммов героина.

Мортон слегка присвистнул от удивления, эта неожиданность явно обрадовала его.

— Значит, старый дурак наконец-то преодолел свою нерешительность?!

— Он считает, что нужно на полную катушку использовать этот канал, пока не вмешалось ЦРУ.

— Да, вечная история: люди догадываются, что надо спешить, когда уже поздно.

— После этой посылки Дрейк проектирует продолжительную паузу.

— Это уже проекты на пребывание в потустороннем мире. — Мортон небрежно машет рукой. — Вы лучше скажите, когда приблизительно можно ожидать прибытия партии героина в Вену.

— Приблизительно через две недели. А может быть, даже немного раньше. Это зависит от маршрута баржи.

У меня такое ощущение, что, получив из моих куцых фраз необходимую информацию, он может меня тут же ликвидировать, ничего от этого не теряя. О прибытии товара Вена будет своевременно уведомлена, и точно так же своевременно Вена по телеграфу проинформирует Дрейка или того, кто его заменит. С этого момента дальше все будет идти и без помощи Питера, так что Питера можно отправить на тот свет. Тем более что Дрейку и там будет нужен секретарь.

— Думаю, что все в порядке, — доносится до моих ушей бас хозяина квартиры.

Он блаженнно посасывает сигару и рассеянно созерцает большое зеркало с зеленоватым отливом, висящее над камином. Я не удивлюсь, если окажется, что в данный момент решается моя судьба.

— Так это или не так, покажет время, — вставляю я осторожно.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что у Дрейка это преодоление нерешительности, как вы изволили выразиться, граничит с легкомыслием.

— А что мы теряет от его легкомыслия? — с недоумением поворачивается ко мне Мортон.

— Ровно ничего, кроме того, что посылка может не прибыть по месту назначения.

— Почему? Да говорите же! Не вынуждайте меня прибегать к допросу.

— «Фрина», мистер Мортон, всего-навсего небольшая греческая фелюга, в корпусе которой очень трудно скрыть товар. К тому же, как на грех, на этот раз вес товара очень внушителен. Ведь пятнадцать килограммов героина, как бы ни были они тщательно спрессованы, совсем не безделка. Поэтому ничего удивительного, если пограничники наложат лапу на товар, прежде чем мои люди получат его в руки.

— Разве Дрейк не учел все это?

— Да он же ничего не смыслит в кораблях… Он знает только одно: надо спешить. И спешит.

— А почему вы его не разубедили?

— Потому что вы тоже спешите. Указания, которые вы мне дали, были составлены в этом же духе: действовать без проволочек.

— Формально вы правы, — рычит Мортон, — но только формально. Поскольку мы имеем в виду разумные действия, а не действия, ведущие к провалу.

— Я вовсе не думаю, что нам грозит провал. Операция имеет немало шансов на успех. Просто я считаю своим долгом уведомить вас о рискованности предприятия.

— Разумеется, разумеется, — произносит хозяин уже миролюбивым тоном и снова погружает взор в зеленоватый омут, висящий на стене.

Он некоторое время молча курит. Потом, как будто вспомнив о моем присутствии, спрашивает:

— Скажите, мистер Питер, в случае провала теперешней операции вы смогли бы подготовить новую?

— Естественно.

— И она будет более тщательно подготовлена?

— Естественно. В моем распоряжении — сеть агентов, и в случае необходимости она всегда может быть восстановлена. Я располагаю адресами, я даю пароль, рассылаю указания. От вас требуется только доставить товар до болгарского пункта и получить его в Вене.

— А их точные адреса? Пароль? — с дружеской непринужденностью спрашивает Мортон.

— А каким образом вы намерены меня ликвидировать? — интересуюсь я столь же непринужденно. — При помощи пистолета или холодного оружия?

— Вы и в самом деле излишне недоверчивы, мистер Питер, — с легким вздохом произносит хозяин. — Не отрицаю, что в некоторых случаях известная доза недоверия может быть полезна. Но ваша доза выходит за границы разумного. Я, кажется, вам объяснил, что в данный момент вы держите приемный экзамен. Я бы даже сказал, что у вас все шансы его выдержать успешно. И в случае успешного решения задачи я сдержу свое обещание: возьму вас на постоянную и ответственную работу. Как всякий институт, мы также нуждаемся в хороших сотрудниках, мистер Питер. Неужели вы думаете, будто мы настолько глупы, чтобы использовать человека однократно, тогда как он может служить нам долгие годы?

— Мне хотелось бы верить вам, — произношу я кротко, — но для того, чтобы я уверился окончательно, требуется ваша помощь. Раз у вас возникло намерение использовать меня продолжительное время, почему вы настаиваете на том, чтобы я немедленно выдал вам всю информацию, хранящуюся в моей голове, включая и такие мелочи, как адреса и пароли?

— Хорошо, — говорит хозяин дома, снисходительно помахивая своей сигарой, — я не настаиваю. В данный момент эти детали нам действительно не нужны. Держите их при себе в качестве небольшой гарантии, что мы не захотим от вас избавиться.

— Даже если вы и намереваетесь это сделать, предполагаю, что Дрейк вас предвосхитит.

— Не бойтесь, — рыкает хозяин. — Дрейку вряд ли удастся вас убить. По той простой причине, что ему не хватит на это времени. Главное, что в данный момент от вас требуется и что предохранит вас от всякой опасности, это — держаться подальше от Сохо и не возвращаться туда. Ждите особого распоряжения, и я гарантирую вам долгую жизнь… Во всяком случае, более продолжительную, чем жизнь вашего бывшего шефа.

«Держитесь как можно дальше от Дрейк-стрит». Голос Мортона, кроме всего прочего, — это голос разумной предосторожности. Но что поделаешь, когда я иногда слышу и другие голоса.

Словом, как раз тогда, когда я должен был бы находиться как можно дальше от Дрейк-стрит, меня понесло именно на эту мрачную улицу, особенно мрачную в этот дождливый понедельник после обеда, когда начинают сгущаться сумерки. И не только на улицу, но даже в темный подъезд главной квартиры.

— А, Питер! — приветливо встречает меня шеф, поднимаясь из-за стола, чтобы приблизиться ко мне или, скорее, к подвижному бару. — А я как раз думал послать за вами Ала. Соскучился по вас, приятель. Садитесь.

Он тянется к четырехугольной коричневой бутылке и наливает себе приличную порцию, к которой добавляет два кубика льда. Отхлебывает глоток, потом вскидывает на меня свои маленькие испытующие голубые глазки и спрашивает:

— Как себя чувствует мисс Грей? Надеюсь, она не очень огорчена вчерашним скандальчиком.

— Понятия не имею.

— Неужели вы не потрудились ее навестить после того, как расстались?

— Да, но она еще спала. И я удовлетворился тем, что последовал ее примеру. А этим утром улизнул из дома очень рано.

— Вы поступили, Питер, не по-джентельменски, явно не по-джентельменски, — укоризненно покачивет головой Дрейк. — Бывают моменты, когда слабую беззащитную женщину не следует оставлять одну.

— Из меня вышла бы плохая нянька, сэр.

— У меня тоже нет таких способностей, дружище. Но все же этой ночью я уделил известное время фрейлейн Хильде…

Он выпивает еще глоток виски, потом опускается в кресло напротив меня и говорит:

— Да, я потерял известное количество времени. И должен вам заметить, что не жалею об этом. Эта Хильда, хотя и не столь высокого мнения о себе, как ваша Линда, все же оказалась довольно породистой кошечкой… она вполне удовлетворительна для такого старого и одинокого человека, как я… Вообще говоря, Питер, это вопрос самонастройки, и в конечном счете разница между той или иной женщиной, если она вообще существует, очень незначительна. Женщины как виски. Ты внушил себе, что больше всего тебе нравится «Баллантайн», но если бываешь вынужден перейти на «Джонни Уокер», то очень скоро убеждаешься, что оно нисколько не хуже.