Тем не менее, Джанго, имея твердость духа и стальную волю, продолжал двигаться к намеченной цели, не реагируя на хулу соплеменников. «Каждый имеет право жить так, как ему захочется и поступать согласно своим принципам. Я не могу навязывать им свою волю», - вздыхал дед Аленки.
Но были среди цыган и другие. Те, которые стали ремесленниками, профессионально занимались музыкой и танцами, сохраняя при этом наследие своих предков. Знаменитые коноводы, рожденные среди табунов и умеющие понимать лошадей, лучше, чем многих из людей. Кузнецы, мастера по изготовлению корзин, веревок, посуды, да и много чего еще. Были даже семьи, сыновья из которых традиционно уходили служить, оставляя матерей и сестер на попечение пожилых мужчин и тех, кто по причине слабого здоровья не был годен к военной службе. Как ни странно, но именно среди этих цыган, уже нашедших для себя конечную точку путешествия по миру, Джанго нашел большую часть своих союзников. С легкостью, возможной только у этого народа, они соглашались на авантюрные мероприятия и верили в то, что существуют духи, которые нуждаются в их помощи. И так как многие из них уже имели хороший достаток, обеспечивавший им безбедное существование, то в награду за свои услуги они, как и табор Джанго, предпочитали получать дополнительные возможности. Особенно многих цыган волновало возвращение к их потомкам дара, имевшегося у шувани и шувано, так как с каждым годом цыган, наделенных истинной силой, становилось все меньше.
- Скажи, Зорка, ты когда-нибудь видела сны о цыганах? Что станет с нашим народом? - спросила однажды Аленка.
- Многое я видела, дочка. Но некоторые сны стали моим кошмаром, преследующим меня и наяву, - ответила шувани.
Девушка прекрасно понимала, о чем идет речь. Она и сама, безо всяких предсказаний, понимала, что народу, который пустится во все тяжкие, не выжить. Рукописи и энерголкристалы Древних, тщательно изучавших развитие земных цивилизаций, содержали множество примеров того, как великие некогда нации приходили в упадок, а затем и вовсе исчезали с лица Земли.
- Неужели не останется никого, кто с гордостью сможет причислять себя к цыганам?
- Мир смешается и перевернется, но цыганская кровь останется жить, смешавшись с множеством других, - закрыв глаза, заунывным голосом проговорила Зорка. - Многое изменится, но главное останется нерушимым. - Все это шувани произносила, словно давно заученную речь.
- А что главное, Зорка? - решила задать вопрос Аленка.
- Люди! Мы можем изменить окружающий мир до неузнаваемости, но изменить собственную человеческую сущность способны лишь единицы.
- И все же, сможем ли мы когда-нибудь жить счастливо?
Старая женщина усмехнулась и глубоко затянулась своей неизменной трубкой.
- Каждый меряет счастье своими лекалами, - ответила Зорка, выпуская сизое облако дыма. - Одному достаточно того, что он сыт, тепло одет и здоров, а другому подавай несметных богатств. И чем больше получает человек, тем к еще большему стремиться. Но у счастья нет показателей, его нечем измерить. А если в душе у человека царит покой, то он и есть самый богатый на земле.
Аленка поразилась тому, сколько истины содержалось в словах старой цыганки.
- Откуда тебе столько известно? Ты где-нибудь училась? Читала книги?
- Моими учителями стали сотни тысяч людей, приходивших ко мне в поисках истины. Их настоящее, прошлое и будущее постепенно сплеталось в единый ком в моей голове, давая ответы на многие вопросы. Помогая другим, я проживала их жизни и становилась мудрее. Жаль только, что мало кто способен поверить в слова старой цыганки.
Возразить девушке было нечего. Она видела, как многие из тех, кто приходил к шувани за советом, уходил озлобленным и недовольным.
- Ты права, Зорка. Каждый хочет знать правду, но не каждый готов ее принять...
Задушевный разговор прервал плач проголодавшейся Зары.
- Я, пожалуй, пойду, не буду вам мешать, - проговорила Зорка, тяжело поднимаясь со ступеньки крыльца, ведущего в вардо Аленки.
- Не уходи, побудь с нами еще немного, - попросила Аленка старушку.
Мужчины целыми днями пропадали на ярмарке, возвращаясь только к вечеру, а женщины ушли на реку стирать белье. Только старая Зорка и Аленка с младенцем остались на месте стоянки. Стоял ноябрь, погода была пасмурной, а землю покрыли первые белые хлопья снега. На сердце у Аленки было очень тоскливо и ей никак не хотелось отпускать Зорку.