Ито Мидзуко со своими аспирантками отмечает, что назначаемое для встреч время у токийской молодежи стало текучим, а норвежский исследователь Ричард Линг говорит о «смягчении времени» среди общающейся посредством текстинга молодежи на другом конце света [27]. Линг и Иттри назвали новый вид назначения встреч «сверхсогласованием». финский исследователь Паси Меэнпее делает тот же прогноз, что и Кении Хиршхорн, футуролог европейского телекоммуникационного гиганта Orange, и Нацуносан из DоCoMo в беседе со мной: мобильный телефон становится своего рода устройством дистанционного управления жизнью людей. Темпы нашей жизни при нынешнем участии техники и сверхинформированности требуют все большего развития техники, чтобы при всей осведомленности мы могли управлять своей собственной жизнью. И управление нашей жизнью посредством мобильных устройств предполагает планирование будущих действий.
«В мобильной культуре человек живет одной ногой уже находясь в будущем, посредством мобильной связи, направляя и устраивая свои будущие встречи и дела. Место и время предварительно не намечаются; скорее, люди уславливаются (или это подразумевается) созвониться, „когда все решится“. Это делает жизнь менее стесненной обязательствами, поскольку позволяет устраивать каждый день в соответствии с наступающими обстоятельствами.
Мобильная связь обеспечивает возможность переноса встреч и проведения их сообразно моменту… Мобильная связь размывает сформировавшийся распорядок повседневности, позволяя смещать его в ту или иную сторону. Это меняет наше восприятие времени, так что на смену представлению о предварительно созданном, устроенном будущем приходит подвижное восприятие времени, которое постоянно обращено к будущему. Будущее больше не воспринимается как нечто, состоящее из точно выверенных моментов времени, а скорее, как примерные места во времени, о которых можно договариваться применительно к обстоятельствам» [28].
Другая черта измененного восприятия времени, отмеченная Меэнпее у финской молодежи, связана с использованием ими текстинга для того, чтобы делиться переживаниями в режиме реального времени, проживать день совместно, обмениваясь мыслями и наблюдениями с узким кругом друзей, которые пребывают в разных местах. Социолог Баррг Уэллман, в свои исследования интерактивных общественных сетей включивший и пользователей мобильных устройств, приходит к выводу, что возможность в любое время связаться со своей общественной сетью, находясь в любом месте, открывает дорогу различным социальным изменениям [29]. Согласно Уэллману когда возможности кабинетного Интернета организовывать социальные сети приобретают мобильность, «переход к персонифицированному, беспроводному миру требует сетевого индивидуализма, свободы для каждого переключаться и свободно перемещаться между связями и сетями. Люди остаются соединенными друг с другом, но при этом каждый существует сам по себе, никто не привязан к рабочему месту или дому. Каждый человек отдельно обращается к своей сети за получением сведений, указаний, поддержки, совместной работы и ощущением общности» [30].
Согласно Уэллману, людям проще объединяться посредством многочисленных социальных сред, куда они ограниченно вовлечены, что, в свою очередь, ослабляет контроль за индивидом со стороны каждой среды и уменьшает их (сред) обязательность по отношению к благополучию индивида. Люди свободно переключаются с одной сети на другую, используя свои средства связи для выхода в нужную им сейчас общественную сеть. Это означает, что сетевой капитал — возможность пользоваться технологической сетью для связи с общественными сетями и использовать эти сети ради собственной выгоды — становится значимым в мобильном и вездесущем мире наряду с денежным и общественным капиталом. Кто знает, как получить доступ к общественному сетевому капиталу умных толп, окажется в выигрыше.
Технологии умных толп, похоже, уже меняют у некоторых ощущение места, как и восприятие времени, что можно увидеть в таких общественных местах, как тротуары, парки, площади и рынки, где все большее число физически соприсутствующих людей общаются с теми, кого там нет. Леопольдина Фортунати заключает, что многие итальянцы, ныне разговаривающие или передающие текст по мобильному телефону, «выкрали» общение из публичной сферы для личной сферы [31]. Фортунати считает, что, обратив свое внимание к личной сфере, итальянцы обесценивают негласные правила касательно участия в публичном пространстве общения.
Уэллман разделяет опасения Фортунати, что приватизация средств связи приведет к появлению общественных мест (публичных пространств), где «люди будут проходить мимо друг друга, не улыбаясь» [32]. Хаддон замечает, что более половины опрошенных в Италии, США и Германии отрицательно относятся к пользованию мобильным телефоном на людях; о подобном отношении свидетельствуют и наблюдения в Скандинавии. Хаддон связывает подобное общественное недовольство с тем, «как мобильные телефоны разрушают устроенные сферы приватности окружающих в этих публичных пространствах» [33]. Фортунати полагает, что «Двойственность присутствия/отсутствия в пространстве означает также перестройку ощущения принадлежности к месту одной из четырех классических опор чувства принадлежности (помимо принадлежности семье, стране и народу). Оно сейчас перерождается в чувство принадлежности к своей коммуникативной сети» [34]. Предположение Фортунати подтверждает наблюдение Ито Мидзуко представители токийского большепальцевого племени считают себя «присутствующими» в некоем собрании, если поддерживают связь с его участниками посредством текстинга.