— Беспутый, — вздохнула тетя Нюра, открыла тетрадь в линейку, зачеркнула слово «Заявление» и принялась высчитывать, на чем сэкономить, чтоб дотянуть до следующей пенсии и сбережений не трогать. Племянника, оставшегося без матери, вырастила она, и вырос он бандитом. Кроме него, у ней никого не было на всем белом свете, только брат, но тот далеко. Да и родню не выбирают, Бог дает.
Справка.
Авилов Александр Сергеевич, 1967 г. р., русский, кличка Пушкин, один из лидеров преступной группировки «синих», специализация — угон автомобилей. Владелец автомастерской по адресу: ул. Вишневая, 53. Рост 183 см, волосы светло-русые, глаза карие, шрам на запястье левой руки. Умный, наглый, самоуверенный. С преступной группировкой связан через совладельцев автомастерской, братьев Абрамовичей. Ездит на автомобиле марки «БМВ», отнятом за долги у вдовы вора Михнева по кличке Верка-афганец.
Авилов вышел из подъезда и через сквер двинулся к «Старому роялю». Была пятница, 20 часов 42 минуты. Неделю назад он сделал одну из тех вещей, которые гарантировали либо головняки, либо деньги. Пока без всяких заметных последствий. Вместо того чтобы радоваться, он все больше напрягался. После долгого перерыва начал курить. Разболелось левое колено, и начали развязываться шнурки. Нанял домработницу, чтобы кто-то был в доме. Поехал на рынок и купил щенка сомнительной породы. Явной опасности не было, но он проверял. Когда реакция запаздывает, хорошего не жди. Значит, «пострадавший» обдумывает, а если обдумывает тщательно, то может и преуспеть. Чувство зверя, окруженного хищниками, у него было лет с пятнадцати, он к нему привык, как черепаха к панцирю, и почти не замечал. Сейчас он зарвался, и беспокойство отравляло жизнь. За три дня извелся, как от зубной боли. Даже тетка заметила.
Пока Авилов преодолевал городской сквер, девушка в пестром халате с цветами и птицами, устроившись за его кухонным столом, принялась писать.
Письмо № 1.
«Здравствуй, Танюша. Прости, что долго не отвечала. С тех пор как пропал Павел Иванович, о чем тебе уже писала, моя жизнь исказилась и пошла наобум. Деньги кончились, пришлось отвезти Марусю к маме в Белорецк и устроить там в ясли, а с квартиры съехать. Я очень по Марусе скучаю, хотя сперва было не до скуки, потому что пришлось искать жилье и работу. Поначалу сняла комнату у одной старой дамы, по имени Матильда Карповна, на голове — рыжий парик из человечьих волос, представляешь, натуральный! Ей в театре сделали, где она работала виолончелью в оркестре.
Денег за комнату попросила мало, но надо же ей кому-то рассказывать про позавчерашних любовников. Она божилась, что лучшие любовники — еврейские мужчины, потому что ценят в женщине образование, и какая тут связь, не пойму? Вторая тема, кроме мужчин, была про талант. Про талант она мне все уши измучила, что, мол, если есть талант, то ничего больше и не надо — ни счастья в личной жизни, ни детей, ни денег. Он один все заменяет. Интересовалась, какой у меня талант. Я отвечала, что никакого, а она не согласилась, уверяла, что я не осознаю. Неделю излагала свою жизнь и мировоззрение, даже вытащила виолончель. Я на этот футляр давно смотрела — а вдруг это вязальная машина, — но не тут-то было — Матильда Карповна нарядилась, как на концерт, и сыграла. А собачка по кличке Хьюго подвывала. Им бы в цирке выступать, был бы успех. Но, в общем, она отыскала мне работу, и такую, что ни приведи господи. Смекала-смекала, подмигивала-подмигивала, стряпали заварные пирожные — гостя ждали, а приковылял старичок с козлиной бородкой, а звали его, господи прости, что за имена такие, все не абы как, — Изольд! Пили настойку из наперстков, Матильда уверяла, что это колчаковское серебро. Но у ней все по высшему разряду. У нее, Матильды, ничего плохого быть не может. Даже фигура у нее отличная, хотя какая там фигура в семьдесят три года — руины. Потом старичок приказал: „Покажи ноги“, а Матильда мне закивала, мол, покажи, не стесняйся. Он спрашивает: „Где занималась?“, я ответила, что гимнастка.
И знаешь, куда он меня на другой день отвел? Тебе такое и в голову не взойдет. Устроил артисткой варьете в ресторан „Луна“. Там сразу подол задрали, даже и не спросили, хочу я им ноги показывать или нет, а потом и платье пришлось скинуть. Пока в программу вводили, содрали семь шкур, ты не поверишь, с пятидесяти шести схуднула за месяц на сорок девять. Хореограф злой, как овчарка, вилястый, с оранжевыми волосами, есть запретил все, кроме салатов. Однажды вечером я скушала две булочки, так он наутро вопил: „Нажралась! Как жабу раздуло!“ Как он догадался, не пойму. Заставлял еще сальто крутить — в пышной юбке с перьями, они друг за друга цепляются, а снизу ничего, кроме трусов. После сальто все на голове: и перья, и юбка!