— У нас что, есть выбор? Либо деньги, либо помойки. — Авилов поднялся.
— Поехали. — Катя цедила кофе, обнимая чашку сильными пальцами. Ногти теперь царапали по стеклу, она думала.
Они сели в машину, и Авилов вздохнул, глядя, как она пристегивается ремнем. У нее это получалось эротично.
— Когда-нибудь я затащу тебя в постель.
— Не получится! — развеселилась Катя, а он снова вздохнул:
— Вот так всегда. Лучшие девушки достаются не мне. Пойду топиться, а ты оставайся со своей виной.
С Хрипуном поговорить не удалось. Он спал, напичканный лекарствами, левый глаз был заклеен, лицо — в бинтах. В одноместной палате, ссутулясь, сидел воплощением беды брат-один, свесив между коленями тяжелые синеватые руки в черных волосах.
Авилов вывел Левшу в коридор и поведал о табачном продавце. Левша в ответ сообщил, что смерть Митяйки наступила от кровоизлияния вследствие удара затылком об камень, возле которого нашли тело. Видимо, Босик не врал, они его неудачно вышвырнули. Типа несчастный случай. Но от этого никому не легче. С Катей Авилов договорился послушать ее ансамбль во вторник и, завезя девушку в кафе, отправился в сад к тетке Нюре.
Сад удивил его расхристанным видом, да и тетка была совершенно вне себя. Загорелая, с бусами на шее, она встретила его радостно-циничным возгласом: «А, приехал! Завещание писать будем?», а покормив окрошкой и пюре с котлетами, налила себе и гостю водочки и вздохнула: «А я что хочу говорить — я, Сашка, может, замуж выйду. Мне один человек предложение сделал, я ведь замужем никогда и не была, все тебя, паразита, растила на свою голову».
— Желаю счастья в личной жизни, — хмуро ответил он, прикидывая, чем чревато для него теткино личное счастье и сколько бумаг, включая акции «Римека», придется, если что, переоформлять.
— Такой человек приличный, уважительный. Из военных.
— Да не хочу я знать, какой он.
Тетка мгновенно обиделась.
— Сволочь ты. Ты сам сколько девок отмолотил. Даже из лагеря пионерского выгнали тебя за то, что в бане подглядывал за девками и сверзился прямо с лестницы. А понять не можешь.
— Да на здоровье, путайся с кем хочешь! А замуж-то зачем?
— Тебе не понять, как люди живут. Ты вроде уродец какой, тебе обязательно надо не как все, а наизнанку. Чем дурней, тем лучше. Как ты мне надоел-то, Сашка, иногда думаю, да неужто это моя сестра родила, а я вырастила эту нелюдь?
— Люди делятся на порядочных, которые утрамбовывают всех по порядку, и на дур вроде тебя. Без вариантов. Я тебя предупреждаю — возьми себя в руки. Ты единственное у меня доверенное лицо. Считай, что тебе повезло с обеспеченной старостью. Если соберешься замуж, перепишем бумаги, и все. Но за твою дальнейшую судьбу я не отвечаю. Сама решаешь — сама потом расхлебывайся.
— Ты, Саша, людей ненавидишь. Никому не веришь. Поэтому и счастливым тебе не бывать. Ты волк-одиночка. Бобылем живешь, никому не нужен. А все от жадности и презрения. Вот и ковыряйся с автомобилями, играйся в машинки, если с людьми не умеешь.
С соседом по даче Авилов знакомиться отказался. Поточил косу и за два часа выкосил сорняки у забора. Полил теплицы, починил швейную машинку. Тетка почувствовала себя виноватой и сунула ему пакет пирожков с малиной. На обратном пути настроение исправилось, он подумал, что, может, еще и обойдется. Вряд ли жених в курсе грядущих доходов тетки, если она сама о них не догадывается.
Это воскресенье началось «скорой» возле «Старого рояля», но не менее странно закончилось. Когда он, уже в сумерках, открыл дверь ключом, в коридоре стояла Ира.
— Я тебя хочу, — сказала она и распахнула черный халат. Под халатом было стройное голое тело и ярко-алые чулки повыше колен. Она отвернулась, прошла в гостиную и села на диван. Он снял ботинки.
— А я-то как тебя хочу последние двадцать из тридцати трех лет. — И он сделал удививший его самого тигрообразный прыжок на диван.
Ночью они ели пирожки с малиной, запивая их красным вином.
— Вот и все, — сказала Ира. — Теперь понятно, какая я была дура последние десять лет.
— Я тоже кое-что скажу, — продолжил Авилов. — Если есть хоть малейший шанс жить с желанной женщиной, то нужно все для этого сделать.
— Так ты?..
— Да, я, — он криво усмехнулся.
— А где Алексей?
— Вот этого не знаю. А зачем тебе? Ты уже сделала выбор. Убила мужа, бросила детей и разыскала меня. Разве не так?
— Но он ведь жив?
— Ира, но если он жив, то это значит, что он смотался от тебя к любовнице. Ты не забыла?
— Я не забыла. Но не могу поверить. Это не вмещается в голову.
— Ты представь, вот он стоит, закатав штаны, ранним утром на морском берегу, удит рыбу. Всходит солнце, появляется девушка, на ней белое платье, и ветер треплет волосы, она идет по берегу, точно что-то ищет, и радостно находит. Он собирает снаряжение, они, обнявшись, идут в дом, пьют молоко, глядя друг другу в глаза, и им хорошо. Никаких детей, никаких осыпающихся отелей, поставщиков, евроремонтов, автомобилей. Не надо лгать жене… Красивое кино. Что еще надо?
— Ты просто садист.
— Ну, это общеизвестно. А вот ты, раз уж мы перешли на личности, немного дура. Но этого, слава богу, никто не знает, а я никому не расскажу, как ты ищешь вчерашний день и как ты превратно его себе представляешь.
— Откуда тебе знать про мою жизнь?
— Я не знаю твою жизнь, но твой муж в городе — персона, известная изворотливостью.
— Расскажи.
— На сегодня с тебя хватит.
— Кстати, твоя домработница едва не пристрелила меня из пистолета. Вынула из шкафа.
— Надо же, какая прыть. Я отправлю ее в ссылку, — улыбнулся он.
— Мне иногда кажется, что ты псих.
— Тебе не кажется. Так оно и есть.
— Но я все равно тебя хочу. Даже еще больше.
— Но это естественно, ты и сама нервная, — он пожал плечами, — люди с похожими диагнозами друг другу ближе.
Кроме теплого братского родства, он чувствовал нечто похожее на долг, странного рода обязательства перед тем, каким он был в прежней жизни. Но, собственно, чем он обязан тому, из прошлого, и почему должен любить женщину, которой увлекался мальчик из приморского городка? Жизнь давно другая. Она спела свою партию в этой опере, сыграла свою роковую роль. Может быть, этого достаточно, и можно поставить точку? Он усмехнулся — детская мечта сбылась или нет? Ира спит с ним, но о ком она думает…
Глава 6
Ссылка
Письмо № 5.
«Здравствуй, Танюша. Все-таки кара меня постигла, и пишу я тебе совсем из другого места. Меня отправили в ссылку за „дурацкие шутки“. Им дак шутить с пистолетом позволено, а нам, лаптям, нет. Дал пятнадцать минут на сборы, вручил щенка и отвез в деревню на сельхозработы. Тетка одна, мол, не справляется. Все из-за своей мадам. Настучала-таки. Тренажеры с платком тоже велел взять, а кого я там зажимать буду, тетку, что ли? Вряд ли. Нормальная веселая тетка, не совсем еще старая, так, в промежутке застряла. Бегает к соседу, там целыми днями пашет, готовит, а я здесь упражняюсь. Я ей вообще не нужна, и военного своего она не показывает, а сама я из-за деревьев и кустов ничего высмотреть не могла, как ни пыталась: забор здоровый.
Зато здесь привольно — и по магазинам сколько хочешь гуляй, и знакомься, и дачников из города полно. Я тут же у нее отпросилась на два дня к маме, она отпустила, даже с радостью, еще и сказала: „А тебя разве Сашка не шпионить прислал?“ Я говорю, нет, такой задачи не поставлено. Посмеялась.
Погода стоит райская, сад жужжит насекомыми, речка чистая, с твердым дном, телевизор показывает, работать не принуждают, и даже танцы по выходным. Чего еще человеку нужно? Тепло и воля. Человеческое отношение. Самое главное, как всегда, пишу под конец.
В прошлый раз, когда получала твое письмо в окошке „до востребования“, мне дали конверт без обратного адреса. Догадалась, от кого? Да, правильно. От него. Поэтому я так и счастлива. Написал, что временные трудности. Что помнит, любит, никогда не оставит, что видел на улице, что знает, где я живу, и меня обязательно заберет. У меня будто крылья выросли. Слава богу, что эта божья кара, этот А. С. с его тренажерами, запрещеньями и усмешечками мне не навсегда. Он ведь, представляешь, меня оштрафовал за пистолет. Вычел из заработной платы. А мне к маме с Марусей ехать, и деньги нужны. Но я что-нибудь придумаю. Даже уже придумала, только время нужно выбрать подходящее, когда на этих курсах вязальных все на обед уходят. И ты, Танюша, была права, что нельзя давать себя в обиду. После пистолета все пошло гораздо лучше. Прощай, моя дорогая подружка, желаю и тебе всего самого хорошего, пойду пить чай с кизиловым вареньем».