И наконец, слава богу, звучит последний тост. Na pososhok. Все встают, и телохранители эскортируют Пахана из комнаты. Стоя у дверей, я смотрю на проходящую мимо меня череду гостей. Некоторые мне улыбаются, некоторые – жмут руку, кто-то из женщин – видимо, не трезвее, чем я, – обнимают меня, как старую подругу. Оксана проходит с каменным лицом.
Квартира пустеет – лишь Даша, Крис и Оксана стоят у останков ледяной скульптуры. Когда я подхожу к ним, Оксана приказывает мне отправляться спать.
– Нам с Дашей надо поговорить.
– Планируете новый сеанс пыток? – спрашиваю я, и Даша тактично строит недовольную мину. – Я просто хочу поблагодарить за превосходный вечер. Еда была божественная, компания – дивная. Особенно я в восторге от Пахана. Занимательнейший человек.
– Ева, прошу, – полушепотом произносит Оксана. – Ты недостаточно сегодня подставилась, тебе мало? А сейчас окажи нам всем милость, п…й отсюда.
Я повинуюсь, старательно пробираясь к нашей спальне сквозь плотную пелену тишины. Там я сажусь на край кровати и сижу так минут десять, прислушиваясь к глухим ударам сердца, а водка тем временем продолжает расползаться по телу. Отдернув занавеску, я наблюдаю, как по улице, рассыпая каскады искр, ползет трамвай. Потом подхожу к комоду, выдвигаю второй ящик и достаю из-под своего пчелиного свитера «глок». Мне жаль, что я так и не успела поносить этот свитер, но сейчас пора свыкнуться с тем фактом, что моей жизни – конец. Я приняла ряд катастрофических решений, худшим из которых было вручить свою судьбу свихнувшейся убийце, чей интерес ко мне оказался, в лучшем случае, лишь мимолетной прихотью. Она убедила меня, что деваться мне некуда, что она – мой единственный шанс выжить, а я, в свою очередь, убедила сама себя, что все это правда.
Конечно, все это звучит жалко, но теперь уже – какая разница? Я сожгла все мосты. У меня – ни легального статуса, ни любви. Я абсолютно одинока.
А стреляться – это больно? Невыносимая боль – неужели это будет последним, что мне суждено ощутить? Или же правду говорят: мол, после выстрела, который тебя убьет, ты не то что ничего не почувствуешь, но даже и сам выстрел услышать не успеешь. То есть просто… бай-бай?
Мне кажется, выстрел в голову – это уже чересчур. Полчерепа вынесено, а мозги раскиданы по шелковому изголовью кровати и шторам из дамаста. Нет уж. Я не особо люблю Дашу, но заниматься уборкой после такого – даже она этого не заслужила.
В сердце? Это куда лучше во многих отношениях. С одной стороны, я умру не совсем сразу, а через пару секунд, но с другой – не буду обезображена. Я снимаю очки и кладу их на ночной столик. Потом скидываю туфли и ложусь на кровать, подложив под себя две подушки. Поехали. Конец всем страхам, волненьям, вот этому всему.
Устроившись на подушках поудобнее, я вставляю в «глок» обойму, щелчок – и он заряжен, но, чтобы выстрелить в сердце, нужно вывернуть пистолет, приложить дуло к грудной клетке и нажать подушечкой большого пальца на спуск. А это не очень простой маневр, если ты под градусом. Ведь у «глока» нет курка, а есть лишь двойной спусковой крючок. И надо большим пальцем надавить на обе его части одновременно. Когда у меня это уже почти получилось, в подсознание проникает еле слышный звук.
Это Оксана. Она на секунду задерживается у двери, а в следующий миг уже сидит на мне, вырывая «глок» из рук. Я смотрю на нее снизу вверх. Она что-то орет, но движения ее губ и слова не синхронны. Потом она вскакивает с кровати, прыгает к окну, распахивает занавески и остается стоять спиной ко мне. Я слышу металлический лязг – это она вынимает из «глока» обойму.
– Ну и чем ты тут занималась? – спрашивает она еле слышно.
– А на что это было похоже?
– Ты же не такая дура.
– А что тут дурацкого? Приведи мне хоть одну долбаную причину продолжать жить.
Она мрачнеет.
– Мы.
– Мы? Оксана, я тебя раздражаю. Ты не посвящаешь меня в свои планы, а стоит тебе открыть рот, я чувствую лишь ненависть. Никаких «мы» нет.
– Ева, умоляю.
– Именно об этом я и говорю. Твой тон. Я тебя бешу.
– И поэтому ты решила покончить с собой?
– А у тебя есть идеи получше?
Она возвращается к кровати.
– Ева, ну ты и дура. Ты просто гребаная дура.