«… выстрели ей в голову».
Время от времени я начинаю плакать или безудержно дрожать. Тогда Оксана хмурится и смотрит на меня с беспокойством. Она не знает, какие слова или действия от нее требуются. То и дело она берет меня за руку, вытирает салфеткой мои глаза или обнимает меня неловко и прижимает мою голову к своему плечу. Лара демонстративно все это игнорируют.
«Убей ее и двигайся дальше».
Я не откликаюсь на Оксанины жесты. Я не могу. Я застряла в сегодняшнем утре. Та невесомость, в которой словно оказывается Крис, отброшенная назад высокоскоростным снайперским патроном, та неожиданная мягкость, с которой ее тело падает на мраморный пол. Шлепки пуль, проходящих сквозь одежду в тело. Крошечное смазанное оранжевое пятно, вслед за которым выстрел вспорол мою спину, и то открытие, что звук, оказывается, может стать причиной боли. Дашины бойцы на лестнице – последнее, что мы видим, уходя. Один лежит распластанный на ступенях, приклеенный к ним собственной свернувшейся кровью. Двое других – раненые, но живые – сидят на площадке между пролетами, и один из них – тот, кому Оксана давеча врезала «зигом» по голове, – горестно машет нам рукой на прощанье.
«… выстрели ей в голову».
Мы проезжаем мимо поворотов на Гатчину, Тосно, Кириши.
«Только побыстрее, пожалуйста».
Новгород, дорога на Боровичи.
«Убей ее и двигайся дальше».
Оксана кладет ладони мне на щеки и мягко поворачивает мою голову к себе.
– Слушай, – тихо, чтобы не слышали остальные, шепчет она. – Я расскажу тебе историю. О моей матери. Ее звали Надежда. Она выросла в деревне неподалеку от города Новозыбкова, ее родители когда-то переехали туда из Чувашии. Мать была красавица-чувашка – высокий лоб и длинные черные волосы. Что-то в ее глазах – или, может, в изгибе бровей – придавало ее лицу удивленный вид. Когда ей было пятнадцать, случилась чернобыльская авария, а это – в ста пятидесяти километрах. Ветер принес радиацию на северо-восток, в Новозыбковский район, и всю деревню эвакуировали. Потом она стала частью закрытой зоны.
Я точно не знаю, как мать оказалась в Перми. Может, ее отправили туда к родственникам. В двадцать два она вышла замуж за отца, а через год родилась я. Я была смышленым ребенком, и не знаю уж откуда, но мне всегда было известно, что мать больна и скоро умрет. Я ненавидела ее за это, за ту печаль, которую она мне причиняет, и мне иногда снилось, что ожидание ее смерти позади, и все уже кончено. Она выглядела такой беспомощной, такой уязвимой, и это тоже меня злило, поскольку я знала: это неправильно. Она должна заботиться обо мне. Учить меня всяким вещам, которые мне надо знать.
Она иногда целыми днями не вставала с постели, и отцу приходилось оставаться дома, готовить мне еду. Он служил армейским инструктором и понятия не имел, как обращаться с маленькой девочкой. Поэтому он обучал меня тому же, чему и своих людей – как воевать и как выжить. Ярче всего мне запомнилось, как мы зимой пошли с ним в лес и поймали в силок зайца. Мне было лет шесть. Он заставил меня собственноручно убить его и освежевать, а потом мы приготовили этого зайца на костре в снегу. Я ужасно гордилась.
Потом через какое-то время мать сказала, что ей лучше, и повезла меня в Кунгурскую ледяную пещеру. Для меня это был настоящий праздник. Отчасти – сама поездка, но главное – я целый день провела с матерью. На меня даже надели новое пальто – стеганое, из розового нейлона, с капюшоном, на молнии.
На центральном вокзале мы сели на автобус. Ехали часа два, в Кунгуре пообедали в кафе. Гамбургер с картошкой фри, кока-кола – настоящее лакомство. Я не знала, что нас, собственно, ждет в этой пещере. Представления не имела, что это такое – пещера, а то, что она ледяная, как-то не интриговало – лед у нас и так шесть месяцев в году. Поэтому, когда мы спустились под землю, я была совершенно не готова. Мы шли по мощенной камнем дорожке, и мне казалось, что она ведет в какое-то потайное сказочное царство. С потолка пиками свисали огромные сосульки, вокруг – сверкающие ледяные колонны и водопады, бассейны чистые, как стекло. Все это было в красочной подсветке. «Это волшебство?» – спросила я у матери. «Да», – ответила она. Потом, когда мы уже ехали в автобусе назад, я спросила, не может ли эта магия ей помочь, и она ответила, что возможно – не обязательно, но возможно – так и будет.