– Боюсь, лишние тапочки и халат в сервис не входят, – кисло произносят Лара. – Мы не ожидали, что ты выживешь. Через час ужин, мы за тобой придем.
Я сажусь на кровать и устраиваюсь поудобнее. Спина теперь просто вопит.
– Здесь есть врач? Ты можешь позвать?
– Болит?
– Да.
– Покажи.
В ответ я стягиваю через голову свитер, задираю футболку и поворачиваюсь спиной.
– Угу, похоже на воспаление. Почему ты ей так нравишься? – произносит она после паузы.
– Оксане? Честное слово, не знаю.
– Все время, даже в постели – Ева, Ева, Ева, Ева. Ужасно бесило. Мы пытались тебя убить уже дважды.
– Я заметила.
– «Умри, но не сейчас». Смотрела этот фильм?
– Нет.
– Розамунд Пайк, вся из себя суперкрасотка. Пирс Броснан тоже ничего. Как думаешь, мы могли бы сняться в фильме про Бонда?
– Несомненно. Там всегда есть какой-нибудь ненормальный русский с короткой стрижкой и крутой пушкой.
Лара смотрят на меня с сомнением.
– Ладно, сейчас кого-нибудь поищем.
Не проходит и десяти минут, как появляется врач. Деловитая молодая женщина в российской военно-морской медицинской форме с чемоданчиком, полным всяческих инструментов. Она тыкает в шов, щупает лимфатические узлы и дает мне две упаковки лекарств – антибиотик и болеутоляющее. Она не спрашивает, откуда у меня явно огнестрельная рана, но зато интересуется швом.
– Никогда такого не видела. Обметочный шов. Впрочем, аккуратная работа.
– Это моя девушка, – объясняю я. – После школы ей нечасто доводилось держать иголку с ниткой.
– А что это за следы на шее? Похоже на укусы.
– Это они и есть.
– Тоже ваша девушка?
– Угу.
– Что ж, дело ваше. Но соблюдайте осторожность.
Я стучусь к Оксане. Она только что из душа и закутана в белый банный халат. Торчащие в разные стороны волосы и влажная розовая кожа – она сейчас похожа на ребенка.
– Ты знаешь, что это за место? – спрашиваю я. – Может, Константин или еще кто-нибудь упоминал?
– Ни разу.
На столике звонит телефон. Оксана отвечает, слушает двадцать секунд и кладет трубку.
– Это Ричард. Он говорит, у нас был напряженный день, ха-ха, б…, и он хотел бы пригласить нас на тихий неформальный ужин. Он полагает, что нам следует познакомиться получше, чтобы подвести черту под злополучными утренними событиями и двигаться дальше.
– Двигаться дальше. Серьезно? Он полный, блин, псих.
– А я проголодалась, и ничего против не имею. Лара придет за нами через пятнадцать минут. Надень пчелиный свитер. Ты мне нравишься в нем.
Двенадцатый этаж – фешенебельный и безликий, как сетевой отель, но для нас это, несомненно, тюрьма. Окна с тройным остеклением не открываются, а двери и лифты – на кодовых замках. Молодые мужчины и женщины – некоторые из них вооружены – бдительно патрулируют коридоры, перемещаясь между офисами с загадочными номерами. Когда мы выходим из Оксаниной комнаты, в здании продолжает кипеть жизнь. Не знаю, чем тут занимаются, но работают они, похоже, круглые сутки.
Ужинаем мы в апартаментах с видом на реку. Декор – сталинский неоклассицизм с некоей своей изюминкой. У официантов в костюмах, которые провожают нас к столу, отчетливо полувоенный вид. Меня помещают между Антоном и Ларой – нетривиальная задача в смысле застольных бесед, – а Оксану – напротив меня, рядом с Ричардом. Наши с Оксаной наряды не вполне подобающи для здешнего антуража, но мы, в конце концов, сюда не напрашивались.
– Все это решительно странно, – обращаюсь я к Антону.
– Это Россия, – отвечает он, пожав плечами. – Театр, где пьесу переписывают каждый день. А артистов меняют в разгар действия.
– Какую же роль сейчас играете вы?
– Маленькую, но очень важную. Копьеносец. А вы, миссис Поластри?
– Учитывая, что вы меня пытались убить уже трижды, то, полагаю, можете называть меня Евой.
– Прекрасно. – Он замолкает, пока официант наливает ему вина. – Итак, Ева, могу я узнать, что вы чувствуете – каково это для вас быть не зайцем, а бежать вместе с гончими?
– По правде говоря, я вообще надеялась избежать охоты.
– Поздно. Вы лишили себя этой опции, когда убили Асмата Джабрати. – Он улыбается. – Да-да, нам всё про это известно.
– Понимаю. – Шов на спине гневно пульсирует. Рана кажется живой и рваной.
– Вы, Ева, считаете себя не такой, как мы, но вы такая же. – Он делает пробный глоток. – Весьма недурное. Оцените.