– Ее нельзя называть «она».
– Да, черт, точно! Но ты сам только что это сделал.
– Сделал что?
– Сказал о ней «ее».
– О ком я сказал «ее»?
– О ней. Моей.
– А им разве не по барабану? Они же все равно русские и все такое.
– «Они» – это, в смысле, они обе или одна из них?
– Да фиг его знает! С этим политкорректным птичьим языком хрен че поймешь.
– Ты, пацан, динозавр, вот в чем твоя беда. Будь поактивнее – как я.
– Имбирь, старина, ты только не обижайся, но ты, по большому счету, карлик. Не подумывал сняться в порно?
Я попиваю остывший чай. У меня пропало всякое представление о том, что и зачем я делаю. Я тренируюсь, чтобы участвовать в политическом убийстве по заказу «Двенадцати», или же работаю под прикрытием как агент Тихомирова и ФСБ? Стрелка моего компаса вертится как сумасшедшая. Единственный предмет моей настоящей верности – это Оксана. Я репетирую убийство, чтобы быть на ее стороне, а она сейчас на меня даже не смотрит.
Но ведь такова Оксана. Любить ее – это почти как смерть. Я чувствую себя выпотрошенной, словно кто-то выедает сердцевину моего существа, как осы – яблоко. Именно этого она всю дорогу и хотела? Пленить и опьянить меня? Сделать меня целиком и безнадежно своей, а потом просто отпочковаться?
Мы с Имбирем и Чарли возвращаемся на огневую позицию и продолжаем занятия до темноты. С сумерками ветер становится злее, и пустынность этого места просачивается в мою душу, или что там от нее осталось. Чарли, между тем, сохраняют спокойствие, неутомимо посылая пули в мишени по моей команде. Я учусь выбирать правильный для команды момент, приводить свое дыхание в соответствие с дыханием Чарли, ловить миг, когда их выдох совпадает с подъемом шарика над волной, чтобы выстрел пришелся на ту самую долю секунды, пока он застыл над гребнем. Невзирая на все наши различия, из нас получилась хорошая команда.
Вечером Стиляга с Имбирем пикируются насчет подготовки еды – назвать это готовкой язык не повернется, – а мы с Оксаной старательно игнорируем друг дружку, и тут Антон объявляет, что сегодня – Рождество. Он достает из шкафчика небольшую бутылку бренди и разливает по бумажным стаканчикам.
Мы сконфуженно смотрим друг на друга. Оксана залпом осушает свой стакан, протягивает его за добавкой, и Антон неохотно наливает ей еще. Она вливает в себя новую порцию и вновь замыкается в угрюмом молчании.
Чарли делают глоток и передергиваются.
– Тебе не нравится? – спрашиваю я.
– Мы любим бренди пополам с горячим шоколадом. Так его пили Эмма с Силией. А чистым он слишком резкий.
– Ты потрясающе управляешься с винтовкой.
– Мы знаем. – Они смотрят на меня твердым взглядом. – Но ты супер как нам помогаешь с наводкой. Сейчас здесь просто море. Но когда мы будем на настоящей огневой позиции, ты сама убедишься, насколько важная у тебя задача. Тебе нравится с нами работать?
Вопрос застает меня врасплох. Несмотря на весь свой смертоносный профессионализм, они порой ведут себя чуть ли не как ребенок. Я открываю рот, чтобы ответить, но тут Оксана встает и пускается в пляс. Мы все изумленно наблюдаем, как она скачет по крошечному помещению и вьется между нами, покачивая бедрами и двигая руками.
– Идемте все танцевать, – пропевает она. – Рождество!
Никто не двигается с места. Все разинув рот смотрят, как Оксана распахивает стальную дверь контейнера и в танце выходит наружу. Пару мгновений спустя я следую за ней на неосвещенную палубу, где она продолжает плясать, крутясь на месте, а соленый ветер прижимает ее боевое обмундирование к телу. Я хватаю ее, ужаснувшись, что она так близко к краю, но она яростно выворачивается из моих рук.
– Оксана, прекрати. Прошу.
Она начинает говорить, но мне приходится поднести ухо к ее губам, чтобы разобрать слова за ревом шторма.
– Ты слышала, что сказал Антон? Рождество!
– Слышала.
– Тогда почему ты не хочешь потанцевать со мной?
– Не здесь. – Я тяну ее назад к двери. – Пойдем внутрь.
– Почему ты не хочешь потанцевать со мной? – Она глядит на меня с упреком. – Ты такая, б…, … скучная. – Последнее слово она выкрикивает, но его срывает ветром.
Я оставляю ее там со слезящимися глазами и с прической, которая стала похожа на терновый венец. В контейнере сигнал микроволновки извещает, что ужин готов. На этот раз – какое-то месиво на основе карри из пакетов. Я накладываю порцию, но чувствую себя в такой в ярости, что кусок в рот не лезет.
Возвращается Оксана. Не обращая ни на кого внимания, она наваливает себе целую гору этого карри и принимается запихивать его в рот. Пластиковая ложка ломается почти сразу, она швыряет обломки на пол и продолжает есть руками.