========== Точка отсчёта 1 ==========
Очередной концерт, стандартный лайв. Впрочем, все, как обычно… Но нет, разумеется, нет. Необычно, неправильно. Два с половиной часа живого выступления. Мои движения и мимика напоминают кукольные. Забавно, но я действительно сейчас подобен роботу. Мои эмоции фальшивы, а чувства наигранны. На самом деле, я давно уже ничего не чувствую: перегорело. Лишь циничное равнодушие не оставляет ни на минуту. Выходя на сцену, я уже ко всему безразличен. Когда это началось? Слишком многое приходится держать в голове, чтобы вспоминать, когда я что-то чувствовал по-настоящему. Когда же это было?.. Когда Кою признался мне в своих чувствах, или же когда меня впервые трахнул кто-то из верхушки лейбла? Это было так давно… Плевать! В этих рутинных действиях ясно только одно: насколько я выдохся. Устал до смерти. Жуткий термин, вы не находите? У вас бывает такое, когда вам опостылело всё? Тогда, возможно, вы и поймете. В последнее время мысль о смерти кажется мне особо привлекательной. Она позволит мне избавиться от душевной боли. От чувства вины, которое пожирает меня изнутри. Она разрывает меня на части, заставляя ночами в истерике биться от безысходности и чувствовать себя живым. Я никогда не стремился к этому. Наша жизнь напоминает бессмысленную гонку неясно за чем. К чему мы так яростно стремились? Знаменитая группа, успешные музыканты, обласканные славой и любовью поклонников. Но у всего имеется и своя обратная сторона. У меня есть все, кроме свободы. В нашем бизнесе вообще не существует подобного термина. Остановиться бы, подумать, оглянувшись назад. Но даже это — непозволительная роскошь! Только вперед, по головам, по чувствам, перечеркнув свои желания, стремления, мечты. И надежду. Пусть намек, мимолётный, на то, что когда-нибудь это все закончится и мы станем хоть немного свободными. Свободными от рабства. Людьми, а не средством для обогащения «любимого» лейбла. Хоть ненадолго. Мы, как маленькие винтики большого механизма, просто не имеем на это права. Ме-ха-низм… Время — оно беспощадно, жестоко, требовательно. Вот только силы уже не те. Парадокс, но теперь я часто задумываюсь об этом. Зачем это все было нужно? Я заперт. Заключён в тиски компании. Мои тело и душа принадлежат лейблу. Мы все. Игрушки музыкальной индустрии под названием «Visual kei». Сломанные игрушки.
Наша функция — ублажать зрителей. Я широко улыбаюсь, удовлетворенно откидывая голову назад. Ощущаю себя портовой шлюхой. С тонной косметики на лице, глазами, спрятанными под линзами цвета холодного неба, осветленными, тонированными волосами. Я похож на развратную блондинку. Толпа остро реагирует сексуальным напряжением. И парни, и девушки, все полностью вовлечены в это действо, позволяющее их фантазии порхать, подобно бабочкам на лугу… На сцене мы — андрогины, сказочные создания из параллельной вселенной. Гендерная принадлежность не имеет значения. Я настолько привык к этому, что иногда без грима с трудом узнаю собственное лицо. Мой лид-гитарист Уруха среагировал на это не так спокойно. От природы одаренного утонченной внешностью, его сразу отнесли к категории слабого пола. Каждый раз его долбали и тыкали носом в его девичью красоту. Даже имидж создали специальный: короткие шорты и штаны-чулки, которые он так ненавидел… Сначала Кою переживал и злился, потом сломался и запил. Вернее, его сломали. Отстраненность и внешнее спокойствие есть не что иное, как попытка абстрагироваться от всего, что ему неприятно… Попытка, сильно разбавленная алкоголем.
Многотысячный зал взрывается криками восторга, когда я, облизывая губы, измазанные вульгарной помадой, провожу латексной перчаткой по груди, массируя собственный сосок, и, откровенно спускаясь ниже, касаюсь промежности… Все отработано до мелочей. Я — человек-автомат. Фансервис. Так надо. «Вы готовы отдать мне себя? Еще! Еще! Арена, я вас не слышу!!» Зал оргазмирует громкими воплями. Им мало, даже если они порвут тебя на сотню кусков, им всегда будет этого недостаточно. Наверняка, каждая фанатка из присутствующих здесь отымела бы меня по полной, выпади ей такой шанс. О да! Они делают это постоянно в своих мозгах. Мне не нужно видеть глаза или лица, это написано у них на лбу. Только вот уже совсем не интересно. Разворачиваюсь спиной. Изматывающий концерт подходит к концу. Вот Аой изгибается, чувственно поднимая руку вверх в балетном жесте. Широяма, пожалуй, самый сильный из нас. Психически выносливей, грубее, жестче. И держится обособленно и независимо. Но даже у него есть свои слабости: он — воплощение первородного греха во всех проявлениях. Это его манера борьбы со стрессом. Уруха делает резкое движение головой, вопросительно-озадаченно глядя на ритм-секцию. Направляю взгляд туда. Кай, ударник, закидывает голову, как будто в удовольствии, отбивая заключительную дробь, но мне заметно, как его лицо внезапно искажается гримасой невыносимой боли, он резко бледнеет. Немного приподнимается со стула и в изнеможении плюхается обратно, хватаясь за плечо рукой.
— Юта! — ору ему, выключая микрофон. — Сам уйти сможешь?
Он смотрит на меня невидящим взглядом, на лице шок, отнимающий способность вообще что-либо понять сейчас. И меня начинает разрывать его болью…
Заставляю себя повернуться к залу, в оскале растягивая рот, жестом показываю вырубку света. В образовавшейся темноте дрессированный стафф мгновенно реагирует, подхватывая лидера на руки и унося за кулисы. Мы же остаемся отрабатывать поклоны и произносить слова благодарностей.
Чёрт, наконец-то всё… Несмотря на усталость, как ошпаренные, несёмся в гримерку. Кай орет от боли, не переставая, мечется на кушетке.
— Где врач, мать вашу? — надрывая связки, кричу я, ощущая невыносимую безнадежность от того, что не могу ничем помочь.
— Ютака, потерпи, уже скоро, — хрипло говорит Рейта, срывая с себя маску, закрывающую лицо, пытаясь удержать обезумевшего от боли лидера.
— Держись, — пытаясь сохранять спокойствие, произносит Кою.
Аой просто молчит рядом, сминая пальцами сигарету. Это моя группа. Они — моя семья, и мне до чертиков дорог каждый из них. Я никого из них не хочу терять. Не могу потерять!!! Будь проклята компания и этот чёртов шоубиз! Я виноват. Если знать все заранее, парни никогда бы не подписали этот проклятый контракт. Даже врагу не пожелаю подобной участи. Эта работа — на износ. Это игра — на смерть. Эта жизнь — похожа на ад! Закрываю лицо руками, в изнеможении сползая на пол. Осталось только ждать, пока кто-то упадет первым. Отсчёт пошёл. В висках стучит, в глазах темнеет, воздуха не хватает.
— Руки, ты как? — обеспокоенно спрашивает Аой.
— Это начало конца, — со стеклянным взглядом шепчу я, — сколько мы еще продержимся?
Сильные руки отрывают тело от пола, и щека загорается от хлесткого удара.
— Не смей истерить, слышишь? Не смей! — Широяма почти кричит в ухо, изо всех сил встряхивая меня. Ощущение крепкой хватки на плечах немного успокаивает. — Приди в себя, Руки…
Мы почти на пределе. Так на сколько нас еще хватит? Обратный отсчет. Недолго осталось, совсем недолго. Никто из них не смотрит мне в глаза. От необратимости хочется орать.
— Я не могу больше, — шепчу я и резко отстраняюсь от гитариста. — Не могу. Рей?
Басист передает мне пакетик белого порошка. Наплевать, что все смотрят, я все равно его вдохну… Уже привычно немеет нёбо… В голове проясняется.
Невесомым призраком вплывает доктор. С невозмутимостью измеряет Каю пульс. После вопросительно пялится на меня. Еще одна бесчувственная марионетка… безликая кукла.
— Ты знаешь, что делать. Ему больно! — голос не слушается, переходя в хрип.
Белая девочка филигранно пронзила иглой вену замершего Ютаки, а я смотрел, как мутная жидкость шприца постепенно смешивается с алым и исчезает в теле драммера. Через пару минут его начало отпускать. Дыхание немного выровнялось, и он открыл глаза. Вытирая салфеткой пот с бледного лица ударника, Сузуки с волнением вглядывался в его зрачки.
— Руки? — сорванным голосом говорит Кай. — Я снова вас подвёл…