Уэйд стал теперь задумываться над тем, для чего же люди связывают свои судьбы с судьбами других людей. Ему был понятен случай Уилла и Сьюлин. Для Уилла Бентина свой дом, своя семья были такими же естественными вещами, как потребность дышать, жить. Невозможно представить Уилла без семьи и дома. Иначе для чего тогда его надежность, его основательность, трудолюбие, обязательность? Кому они нужны, если не Сьюлин и дочерям — и в первую, и в последнюю очередь?
Для Сьюлин брак значил, пожалуй, то же, что он значит для большинства женщин. Хранительница очага, которая все же больше получает, в то время, как Уилл больше отдает. Но так уж Уилл создан, чтобы отдавать больше. Ему постоянно нужен кто-то, кому он мог бы отдавать.
А вот зачем он, Уэйд, был нужен своей матери? Вопрос прозвучал бы странно, нелепо, попробуй он задать его не себе, а кому-то другому. Но для него такой вопрос имел смысл и значение. Если быть откровенным, то следует признать, что мать никогда не любила его — во всяком случае так, как человек должен любить своего детеныша. Он никогда не испытывал желания найти у нее прибежища, опоры. Старая большая негритянка Мамушка была опорой. Даже Ретт Батлер, человек, в сущности, чужой для него, был опорой. Про тетю Мелани и говорить нечего — добрая, мудрая, бесконечно терпеливая, она говорила с ним обо всем, не играя, не подстраиваясь при этом.
Очень жаль, что нет тети Мелани. Очень жаль, что ее мужа тоже, по существу, нет. Участь Джералда О’Хара, умершего вскоре после ухода жены была для него желанным исходом. Так не случилось.
Уэйд подумал, что он, пожалуй, ведет счет потерям — как своим, так и чужим — с несвойственной его возрасту горечью, пессимизмом. Он рано разочаровался во многом, а ведь ему только девятнадцатый год. Боязнь быть брошенным, оставленным свойственна ему с детства, она преследовала его неотступно, постоянно. Он стал лгать себе, убеждая себя в том, что люди, которых он любил, в которых нуждался, не так уж много значат для него. И, похоже, уверовал в это, убедил себя.
Уилл очень хорошо относится к нему. Пожалуй, ничуть не хуже, чем к собственным дочерям. Он, по существу, заменил ему отца. Но если с Уиллом что-либо случится, для него, Уэйда это не будет то же, что утрата отца. В первую очередь он будет заботиться о том, как заменить главу семьи, все заслонят нахлынувшие заботы.
Элле он нужен, она его любит. Будет плохо, если какие-то обстоятельства вынудят его оставить сестру. Конечно, она не пропадет со Сьюлин, чувство утраты будет испытывать, он знал это.
Где-то ухнула сова. Уэйд не был суеверным, но то, что он услышал крик совы именно в тот момент, когда думал о возможности расставания с Эллой, раздосадовало, расстроило его.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он стал думать об Аннабел Каразерс. Той самой Аннабел, к которой его ревновала Сюсси. Да, Сюсси влюблена в него, но в данном случае у бедняжки совсем нет шансов. Во-первых, браки между двоюродными братьями и сестрами были приняты только среди Уилксов, если вспоминать близких знакомых, а о других нет смысла вспоминать. Сьюлин подобные вещи осуждает, она приводит в пример Мелани, Эшли. Да и не нравится ему Сюсси, вот что самое главное. Возможно, она изменится в лучшую сторону, когда повзрослеет. Но ведь невозможно полюбить человека за то, что он стал лучше.
Аннабел Каразерс — настоящая красавица. Будь она из семьи побогаче, да еще живи в другие времена, у нее были бы блестящие перспективы. Так говорит Сьюлин. Он понимает, конечно, о каких временах говорит тетка. Другие времена — это значит до войны. Относительно времен он судить не может, так как не жил тогда. Зато он может представить себе, как выглядела бы Аннабел в другой обстановке, а не в бревенчатой хижине Джима Каразерса, ее отца.
Уж про Джима точно можно сказать, что он коренной южанин. Его предки переселились на эту землю вместе с Джеймсом Оглторпом почти полтора века назад, именно они могли считаться основателями Джорджии. И с тех пор Каразерсы так и не смогли подняться вверх по социальной лестнице. Джим Каразерс, его жена, трое сыновей и дочь, находились примерно в том же положении, что Эндрю Каразерс, прадед Джима, пересекший океан и поселившийся в незнакомой лесной глуши, в краю топей, населенном неуловимыми и коварными индейцами чероки. Пожалуй, единственным преимуществом в положении Джима было отсутствие индейцев, во всем остальном — почти полное сходство. Конечно, Джим Каразерс мог добраться до Джонсборо и послать куда-то телеграмму, даже в Англию, на родину предков, так как вот уже больше десяти лет на дне Атлантики лежал кабель. Более того, в том же Джонсборо он уже мог поговорить с кем-то из своих знакомых, живущих там, по телефону, зайдя на почту. Но знакомых в Джонсборо у Джима было очень мало, да и родственников в Англии, кажется, тоже не осталось.