Алёшин, человек с несомненным литературным дарованием, картину последнего дня свободы барона Унгерна описывает более красочно и художественно. Его рассказ из книги «Азиатская одиссея» приведён писателем-историком Леонидом Юзефовичем:
«Монголы не посмели убить Цаган-Вурхана, своего Бога Войны. К тому же они твердо верили, что не в силах этого сделать: он не может быть убит. Разве они не получили только что верное тому доказательство? Не только русские казаки, но и целый полк бурят дал по барону несколько залпов, а каков результат? Их пули не причинили вреда Цаган-Бурхану.
Теперь несколько сотен монгольских всадников, простёршись на земле, обсуждали ситуацию. Наконец, к измученному барону выслали храбрейших. Приблизившись к Богу Войны, они вежливо связали его и оставили там, где он лежал. Затем все монголы галопом помчались в разные стороны, чтобы дух Цаган-Бурхана не знали кого преследовать...
О чём думал барон в ту одинокую ночь? Страшная боль от впивающихся в тело верёвок вместе с голодом, жаждой и холодом оживили, может быть, в его воспалённом мозгу воспоминания о тех, кого он сам заставлял так страдать. Смерть таилась во тьме, ибо окрестные леса кишели волками. Может быть, он вспоминал свору собственных волков, которых держал в Даурии и на растерзание которым бросал иных из своих пленников.
Извиваясь в жуках, он должен был пережить несколько смертей, пока не взошло солнце. Но вслед за утром наступил день, палящие лучи солнца безжалостно жгли его голову и извели тело невероятной жаждой. Я представляю, как вновь и вновь он впадал в бред, и тогда ему мерещилось, что его живьём сжигают в стоге сена, как он сам приказывал поступать с другими людьми...
Между тем небольшая группа красных разведчиков двигалась по долине. Вдалеке они увидели лежащего на земле человека. Он слабо стонал и ворочал головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от муравьёв, облепивших его лицо и поедавших его заживо. Красные подъехали ближе. Один из них спросил:
— Ты кто?
Барон пришёл в себя и своим обычным громоподобным голосом ответил:
— Я — барон Унгерн!
При этих словах разведчики так резко дёрнули поводья, что их кони поднялись на дыбы. В следующее мгновение они отчаянным галопом в ужасе бросились прочь.
Такова была слава барона...»
Один из главных заговорщиков, есаул А. С. Макеев в своих мемуарах «Бог войны — барон Унгерн. Воспоминания бывшего адъютанта начальника Азиатской конной дивизии» рассказывает так:
«Унгерн до рассвета метался по горам, наконец, совершенно измучившись, двинулся к опушке, где стояла группа монголов. Они начали стрелять, но он не обращал на это внимания, ибо пули не страшны Богу Войны. Когда он подъехал, монголы пали перед ним ниц и стали просить прощения. Унгерн выпил жбан воды, немного водки и уснул в палатке.
Убить его монголы не решались. Они бесшумно вползли в палатку, накинули ему на голову тарлык, скрутили руки и ноги и, отдавая поклоны, исчезли. Вскоре на палатку наткнулся конный разъезд красных:
— Кто ты? — спросил командир.
— Я — начальник Азиатской конной дивизии генерал-лейтенант барон Унгерн Штернберг! — ответил связанный человек».
Мятеж «азиатов» против демона монгольских степей стал крахом не только самого барона Унгерна фон Штернберга. Он стал прелюдией поражения белых сил в новой Монголии, бегства и изгнания из неё их последних отрядов.
Начальник дивизионного госпиталя Рибо, пожалуй, достовернее всех описал последние дни биографии Азиатской конной дивизии, уникального «детищам Гражданской войны в России:
«Нам не суждено было больше встретиться с генералом бароном фон Унгерном-Штернбергом. Сразу после его исчезновения наши части выступили на северо-восток, к переправе через Селенгу. Мы не сумели соединиться с 1-й бригадой: её полки переправились вброд много выше по течению. По дороге в Маньчжурию они были жестоко потрёпаны в боях с монголами, и только небольшой их части с трудом удалюсь достичь зоны Китайско-Восточной железной дороги, где они и рассеялись.
К вечеру (22) августа выйдя на западный берег Селенги, мы тотчас начали переправляться на большой остров посреди реки. Несколько нагнавших нас эскадронов красной конницы попытались атаковать наши тылы и помешать переправе, но попали в западню в ведущем к реке узком ущелье и понесли тяжёлые потери от огня нашей артиллерии и пулемётов, установленных на вершинах окружающих скал. Они поспешно отступили и больше не пытались нас атаковать.