Мы живем в настоящее время в такую пору, когда нам приходится пересмотреть и проверить все основы, на которых зиждется современное общество. Мы называем хищничеством и узаконенным грабежом права собственности, установленные на землю и прочие виды общественного капитала. Мы говорим, что монополии акционерных компаний на проведенную воду или газ, на железные дороги или на разработку таких-то рудников — не что иное, как мошенничество, подобное мошенничествам неополитанской мафии и каморры. Мы называем узурпаторами правительства, держащие нас под своей пятой, и зовем разбойниками те государства, которые идут войною на других с целью завоевания.
Рожденный из времен закрепощения и рабства, институт Суда служит в истории, чтобы удержать закрепощение и рабство и продлить их существование. Он поддерживает в обществе идеи о необходимости мести, возведенной в добродетель. Он служит школой воспитания в обществе противообщественных привычек и наклонностей. Он вливает в общественную жизнь целый мутный поток всякой грязи и разврата, развивающихся вокруг судов и тюрем, и проводниками его в обществе являются — судья, полицейский, палач, шпион, провокатор...
Для торжества закона нужна вся та грязь, — невообразимая грязь, — которая накопляется и просасывается, как масляное пятно, вокруг этих университетов преступности и этих рассадников всяких противообщественных проступков, какими являются роковым неизбежным образом все тюрьмы без исключения.
Суд и все, что его окружает, делает несравненно более зла обществу, чем все преступники, вместе взятые.
Крайне глупо и неэкономно держать полицию, жандармов и палачей, тюремщиков и судей специально для того, чтобы мстить тем, кто идет против общественных, установленных обычаев или становится противообщественным человеком, — вместо того, чтобы всем и каждому смотреть за тем, чтобы дело не доходило до насилия и увечья.
Пусть пойдут к заключенным и посмотрят, чем: становится человек, лишенный свободы, в развращающей атмосфере наших тюрем. Пусть поймут, что чем больше преобразовывают наши дома заключения, тем они становятся отвратительнее, и что современные образцовые тюрьмы действуют более растлевающим образом, чем подземелья средневековых замков.
Народы, менее культурные и, следовательно, менее зараженные предрассудками о необходимости власти, прекрасно понимают, что тот, кого называют „преступником“, в сущности говоря, несчастный человек. Они знают, что бесцельно сечь, заковывать в цепи, гноить в тюрьмах или приговаривать к смертной казни; надо помогать ему, облегчать его страдания братской заботливостью, обращаться с ним, как с равным, поселить его среди честных людей.
Л. ТОЛСТОЙ: „КРУГ ЧТЕНИЯ“.
Надо знать и помнить, что желание наказать есть низшее животное чувство, которое требует своего подавления, а не возведения в разумную деятельность.
Если допустить недопустимое, что человек имеет право наказывать, то кто же из людей возьмет на себя это право? Только не люди, которые пали так низко, что не помнят и не знают своих грехов.
Ежели тебе кажется, что кто-нибудь виноват перед, тобой, — забудь это и прости. И ты узнаешь счастье прощать. Мы не имеем права наказывать.
Действительно только такое наказание, которое совершается в душе самого преступника и состоит в уменьшении его способности пользоваться благами жизни. Наказание же извне только раздражает преступника.
Наказание всегда жестоко-мучительно. Если бы оно не было жестоко-мучительно, оно не назначалось бы. Тюремное заключение для людей нашего времени так же жестоко мучительно, как было битье кнутом стелет назад.
Наказание основано не на рассуждении, не на чувстве справедливости, а на дурном чувстве желания сделать зло тому, кто сделал зло тебе или другому.
Человек сделал зло. И вот другой человек или люди для противодействия этому злу не находят ничего лучшего, как сделать еще другое зло, которое они называют наказанием.
Наказание есть понятие, из которого начинает вырастать человечество.
Наказание и весь уголовный закон будет предметом недоумения и удивления будущих поколений. „Как могли они не видеть всю бессмысленность, жестокость и зловредность того, что они делали?“ — скажут наши потомки.
Налагать наказание все равно, что греть огонь. Всякое преступление несет всегда с собой и более жестокое, и более разумное, и более удобопринимаемое наказание, чем то, которое могут наложить люди.