Уничтожение тюрем

*

Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставивши ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышавши то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши.

Иоан. VIII, 3-11

БАЛЛАДА РЕДИНГСКОИ ТЮРЬМЫ (Отрывок.)

Прав или нет Закон — не знаю;
То знать мы не должны.
Мы, узники, одно мы знаем,
Что прочен свод стены,
Что день в тюрьме подобен году,
Что дни его длинны.

И знаю я, что все Законы
(Создание людей!),
С тех пор как брат убит был братом
И длится круг скорбей,
Зерно бросают, лиш мякину
Храня в своей коре.

Я также знаю, — и должны бы
О том все знать всегда,—
Что люди строят стены тюрем
Из кирпичей стыда
И запирают, чтоб Спаситель
Не заглянул туда.

Они свет солнца запирают
И милый лик луны;
Они свой Ад усердно прячут,
И в нем схоронены
Дела, что люди и Сын Божий
Увидеть не должны!

———

В тюрьме растет лишь Зло, как севы
Губительных стеблей.
Одно достойно в том, кто гибнет
И изнывает в ней:
Что в ней Отчаяние — сторож,
А Горе — спутник дней.

Здесь могут голодом ребенка
И день, и ночь терзать,
Бить слабых, мучить сумасшедших
И старцев оскорблять.
Те гибнут, те теряют разум,
И все должны молчать.

Живут здесь люди в кельях узких,
И тесных, и сырых,
В окно глядит, дыша отравой,
Живая Смерть на них,
И кроме Похоти все стало
Прах — в образах людских.

Поят водою здесь гнилою,
Ее мы с илом пьем;
Здесь хлеб, что взвешен строго, смешан
С известкой и с песком;
Здесь сон не дремлет: чутко внемлет,
Крича, обходит дом.

———

Пусть тощий Голод с Жаждой бледной,
Как две змеи, язвят;
Пусть сохнет тело, — что за дело! —
Другой ужасней яд:
Мы днем таскаем камни, — ночью
Они в груди лежат.

Здесь в келье — сумрак, в сердце — полночь.
Здесь всюду — мрак и сон.
Колеса вертим, паклю щиплем,
Но каждый заключен
В Аду отдельном, и молчанье
Страшней, чем медный звон.

Никто не подойдет к нам с речью
Приветной и живой,
Лишь глаз к нам смотрит сквозь решотку
Безжалостный и злой;
Забыты всеми, гибнем, гибнем
Мы телом и душой!

Одни, унижены, мы ржавим
Цепь жизни без конца...

Оскар Уайльд.

(перев. В. Брюсова).

Никакой суд невозможен; всякая награда, как и всякое наказание несправедливы, как бы они ни были ничтожны и как бы ни были велики заслуги или проступки.

Жорж Этьеван.

То, что упущено у детей, воздается взрослым; за то, чем пренебрегали в детстве и в юности, позже придется многократно расплачиваться. Тюрьмы и смирительные дома недостаточным и недостойным образом должны наверстывать то, что упущено воспитательными учреждениями... Все силы, растрачиваемые на преследование преступников и на безнадежное лечение больных, должны быть направлены на организацию и воспитание. Необходимо возвратиться к основам общественных недугов, чтобы по возможности подавить в самом источнике причины преступлений и болезней. Людей сначала делают больными и преступными, чтобы потом лечить их медицински и юридически.