Выбрать главу

– Так-то учишь? Меня всего исколотили!

– Эх, братец! – говорит лисичка-сестричка. – У тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили: я насилу плетусь.

– И то правда, – говорит волк, – где уж тебе, сестрица, идти, садись на меня, я тебя довезу.

Лисичка села ему на спину, он её и повёз.

Вот лисичка-сестричка сидит да потихоньку напевает:

Битый небитого везёт,Битый небитого везёт!

– Что ты, сестрица, говоришь?

– Я, братец, говорю: «Битый битого везёт».

– Так, сестрица, так!

Теремок

Лежит в поле лошадиная голова. Прибежала мышка-норушка и спрашивает:

– Терем-теремок! Кто в тереме живёт?

Никто не отзывается.

Вот она вошла и стала жить в лошадиной голове.

Пришла лягушка-квакушка:

– Терем-теремок! Кто в тереме живёт?

– Я, мышка-норушка; а ты кто?

– А я лягушка-квакушка.

– Ступай ко мне жить.

Вошла лягушка, и стали себе вдвоём жить.

Прибежал заяц:

– Терем-теремок! Кто в тереме живёт?

– Я, мышка-норушка, да лягушка-квакушка; а ты кто?

– А я на горе увёртыш.

– Ступай к нам.

Стали они втроём жить.

Прибежала лисица:

– Терем-теремок! Кто в тереме живёт?

– Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увёртыш; а ты кто?

– А я везде поскокиш.

– Иди к нам.

Стали четверо жить.

Пришёл волк:

– Терем-теремок! Кто в тереме живёт?

– Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увёртыш, везде поскокиш; а ты кто?

– А я из-за кустов хватыш.

– Иди к нам.

Стали пятеро жить.

Вот приходит к ним медведь:

– Терем-теремок! Кто в тереме живёт?

– Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увёртыш, везде поскокиш, из-за кустов хватыш.

– А я всех вас давишь!

Сел на голову и раздавил всех.

Привередница

Жили-были муж да жена. Детей у них было всего двое – дочка Малашечка да сынок Ивашечка. Малашечке было годков десяток или поболе, а Ивашечке всего пошёл третий.

Отец и мать в детях души не чаяли и так уж избаловали! Коли дочери что наказать надо, то они не приказывают, а просят. А потом ублажать начнут:

– Мы-де тебе и того дадим, и другого добудем!

А уж как Малашечка испривереднилась, так такой другой не то что на селе, чай, и в городе не было! Ты подай ей хлебца не то что пшеничного, а сдобненького, – на ржаной Малашечка и смотреть не хочет!

А испечёт мать пирог-ягодник, так Малашечка говорит:

– Кисел, давай медку!

Нечего делать, зачерпнёт мать на ложку мёду и весь на дочернин кусок ухнет. Сама же с мужем ест пирог без мёду: хоть они и с достатком были, а сами так сладко есть не могли.

Вот раз понадобилось им в город ехать, они и стали Малашечку ублажать, чтобы не шалила, за братом смотрела, а пуще всего, чтобы его из избы не пускала.

– А мы-де тебе за это пряников купим, да орехов калёных, да платочек на голову, да сарафанчик с дутыми пуговками. – Это мать говорила, а отец поддакивал.

Дочка же речи их в одно ухо впускала, а в другое выпускала.

Вот отец с матерью уехали. Пришли к ней подруги и стали звать посидеть на травке-муравке. Вспомнила было девочка родительский наказ, да подумала: «Не велика беда, коли выйдем на улицу!» А их изба была крайняя к лесу.

Подруги заманили её в лес с ребёнком – она села и стала брату веночки плесть. Подруги поманили её в коршуны поиграть, она пошла на минутку, да и заигралась целый час.

Вернулась к брату. Ой, брата нет, и местечко, где сидел, остыло, только травка помята.

Что делать? Бросилась к подругам – та не знает, другая не видела. Взвыла Малашечка, побежала куда глаза глядят брата отыскивать: бежала, бежала, бежала, набежала в поле на печь.

– Печь, печурка! Не видала ли ты моего братца Ивашечку?

А печка ей говорит:

– Девочка-привередница, поешь моего ржаного хлеба, поешь, так скажу!

– Вот, стану я ржаной хлеб есть! Я у матушки да у батюшки и на пшеничный не гляжу!

– Эй, Малашечка, ешь хлеб, а пироги впереди! – сказала ей печь.

Малашечка рассердилась и побежала далее. Бежала, бежала, устала, – села под дикую яблоню и спрашивает кудрявую:

– Не видала ли, куда братец Ивашечка делся?

А яблоня в ответ:

– Девочка-привередница, поешь моего дикого, кислого яблочка – может статься, тогда и скажу!

– Вот, стану я кислицу есть! У моих батюшки да матушки садовых много – и то ем по выбору!

Покачала на неё яблоня кудрявой вершиной да и говорит:

– Давали голодной Маланье оладьи, а она говорит: «Испечены неладно!»