Фэйт смяла письмо и бросила его на пол. Что же в наше время надо сделать, чтобы получить грант? Стать бездомным? Или отсосать кому-то в Отделе финансовой помощи? Она ведь не милостыню просит. Она просит о займе. О займе, который потом выплатит. Это никому ничего не будет стоить.
– Твою мать… – произнесла Фэйт.
Теперь она навечно привязана к этому дому.
И к своей мамочке.
Девушка оставила письмо валяться на полу, а остальную почту захватила в гостиную, где свалила ее на исцарапанный кофейный столик, и наморщила нос. В комнате стоял тяжелый, резкий запах «травки». Все окна были открыты, комната полнилась ароматом клубничного освежителя воздуха, которым пытались скрыть запах, но он никуда не исчез – этот едкий дух ни с чем нельзя было спутать. Фэйт оглянулась. В пепельнице лежал мундштук для курения марихуаны, а покрывало с единорогом, обычно лежавшее на диване, было сброшено на пол и скомкано.
Мамочка опять привела мужика.
И трахнула его прямо на диване.
Полная омерзения, Фэйт прошла через небольшую столовую на кухню. В поисках чего-нибудь съедобного открыла сначала холодильник, а потом морозильную камеру, но нашла лишь старые макароны и пирог с сыром. Кому-то в этом гребаном доме придется скоро отправиться за провизией, и будь она проклята, если сделает это сама. Не сейчас. И не снова. Развернув пирог, Фэйт засунула его в микроволновку.
Ну, и где теперь искать мамашу?
Хотя знать ей этого не хотелось.
Она прекрасно могла себе это представить.
Фэйт взяла стакан из шкафа и налила себе воды из бутылки, стоявшей рядом с раковиной. На буфете она заметила стопку книг, которые ее брат купил в каком-то букинистическом магазине и намеренно оставил так, чтобы она могла их увидеть: «Козлик Джайлс» Джона Барта, «Радуга тяготения» Томаса Пинчона, «Обед нагишом» Уильяма Берроуза. Фэйт покачала головой. Где-то она даже жалела Кита. Он так старается произвести впечатление, так отчаянно и трогательно хочет доказать миру – и ей в особенности, – что является глубоким и утонченным мыслителем… Если б он хотя бы половину того времени, что тратит на выпендреж, употребил бы на учебу, то смог бы кое-чего добиться в жизни. Но Кит окончательно уверовал в миф о настроенном против всего мира городском интеллектуале. За год, прошедший после окончания школы, он одевался и действовал только в рамках этого персонажа. Ее брат был далеко не дурак, и Фэйт неоднократно говорила, что ему необходимо приподнять свою задницу и, на худой конец, записаться на какие-нибудь курсы при местном колледже, но он высмеял ее веру в традиционные образовательные ценности и процитировал ей старую песню «Пинк Флойд». После этого, с видом полного превосходства, сообщил ей о том, что не собирается заморачиваться подобными земными, материалистическими вопросами.
В конце концов он превратился в одного из этих жалких псевдоинтеллектуалов, осколков богемы, заполнявших супермаркеты Южной Калифорнии, – в одного из продавцов в магазине грампластинок, глядящих сверху вниз на своих покупателей и уверенных, что они умнее и круче всех их вместе взятых. И при этом получающих, в возрасте тридцати пяти лет, самую низкую из возможных зарплат…
Раздался звонок микроволновки, и Фэйт вытащила пирог. Быстро съела его, прислонясь к раковине, а потом бросила остатки в мусорное ведро и прошла к себе в спальню, чтобы посмотреть новости, потому что не хотела оказаться в общих комнатах, когда ее мамочка вернется домой.
Кит вернулся около десяти и сразу же заперся у себя в комнате, а мамаша появилась лишь в начале двенадцатого. Фэйт уже лежала в постели с книгой, когда та вошла в дом, стараясь не шуметь – и создавая при этом невероятный шум.
Фэйт быстро отложила книгу, погасила свет и притворилась спящей.
На улице послышался звук сирены: полиция, пожарные или «Скорая помощь» – она так и не смогла понять. Он приближался, становясь все громче, пока не достиг крещендо, а потом растворился в других звуках города. Где-то в темноте послышались выстрелы, но Фэйт так и не разобралась, был ли это слишком громко работающий телевизор или выстрелы раздались где-то по соседству.
Потом на кухне открылась дверь холодильника. Она знала, что это. Ее мамаша доставала кока-колу.
Еще звуки. Хорошо знакомые: шаги в направлении ванной, закрывающаяся дверь, выдвинутый ящик шкафчика под раковиной.
Шипение.
Тошнотворный звук текущей жидкости.
Боже, какое счастье, что семестр скоро начнется… Тогда она сможет оставаться в университетской библиотеке до тех пор, пока ее мамочка не угомонится.