Меня слушали молча и сурово, а потом, едва замолчала, Филя сказал:
- Вызов по ауре.
- Много магии жрет, - вставил Горыч.
- Тиаранг боевик, ему раз плюнуть такое каждую ночь устраивать, - задумчиво произнес Филимон.
- Дааа, заклинило мужика, - вздохнула Света, - похлеще, чем с приворотом. Но почему именно Стаська? Что в ней такого?!
Горыч и Филимон переглянулись, улыбнулись как-то загадочно, световой дракон протянул руку, с нежностью коснулся щеки жены и сказал:
- Ты не понимаешь, Светусик, тут не так важно, чтобы особенная, главное - своя. Та, на которую смотришь - и обнять хочется, такая, с которой уютно на душе; единственная, при одном взгляде на которую мужчина чувствует себя счастливым. Так бывает: смотришь и понимаешь, что вот это глазастое чудо - оно твое личное чудо.
- Бред! - фыркнула ведьма.
- Правда? - Филя улыбнулся и проникновенно спросил: - А кто на прошлой ярмарке в лавке орал "Это оно, то самое платье, мое, единственное, для меня сшитое! Я его с первого взгляда узнала! Купи, гад светоностный!".
Мы с Горычем рассмеялись, Света смутилась, но тоже хихикнула, потом села к нам ближе, прислонилась головой к плечу дракона и смущенно произнесла:
- Ну, потрясающее же платье, Фил.
- Угу, - кивнул тот, - таких потрясающих платьев у тебя - трещащий по швам шкаф.
- Это ты сейчас к чему? - вскинулась Света, мгновенно превращаясь в разъяренную ведьму.
- Это я к тому, любимая, - улыбнулся ей световой дракон, - что сейчас оно всего лишь платье, так себе платьишко даже, а тогда это была ценность, жизненная необходимость, смысл существования! И, получив его, ты раз одела и в шкаф запихала, а если бы не купил... Улавливаешь, о чем я?
Не знаю, что там уловила Светлана, лично я сочла необходимым заявить:
- Я не платье.
- Никто и не спорит, - заверил меня Филимон.
А Горыч вдруг сказал:
- У меня такое тоже было, бывает, учуешь бабу...
Грозный взгляд Фила - и лексикон Горыча мгновенно сменился.
- В смысле, увидишь женщину, и так в сердце западет, что ни спать, ни есть, ни вздохнуть. И кажется - вот она, единственная, не такая, как все. Особенная, уникальная. И все - как заболел. И на все готов - звезды с небес, луну из озера, и добиваешься ее, добиваешься, и на все подвиги готов... А потом все, твоя баба. День имее...
- Гар! - рявкнул Филимон.
- В общем, год-два - и надоедает, и как-то сразу врубаешься, что такое у нее все, как и у всех, и вообще, там вон следующая в озере голышом пле...
- Зуб выбью, - меланхолично пообещал Филя.
- Короче, девчонки, суть вы уловили, - закончил Горыч.
- Да так, примерно, - нехорошо протянула Светлана, делая хватательное движение так, будто скалку ищет, и хмуро на мужа поглядывая.
Фил пересадил меня на диван, обнял свою Свету, по мужу Светлову, что-то прошептал на ушко, потом еще что-то, и, так как мы с Горычем беспардонно ловили каждый звук, открыв рты, услышали:
- Мое сердце в твоих ладошках бьется пятнадцатый год, неужели для тебя это ничего не значит?
Света улыбнулась, потянулась к его губам, нежно поцеловала.
А Горыч вдруг сказал:
- К разговору о платье: эта четвертушка демонической крови, он, ежели своего быстро не получит, окончательно крышей поедет...
В комнате воцарилось напряженное молчание.
- Реально, свихнется, - Филимон тяжело вздохнул. - Тиаранг такой: помнится, в битве при Нессе, когда маги Алого чертополоха восстали и отказались продолжать боевые действия, он вышел и прямо сказал - или вы со мной, или против меня.
- И? - заинтересовалась я.
- И нет больше ордена Алого чертополоха, - тихо сказал Горыч, - и трех боевых кланов чертей тоже нет. Не привык мужик к отказам, Стася, бесят они его.
Все опять помолчали, а затем Филимон сказал:
- Единственное, что может сбить вызов по ауре - это отвлеченность на что-то значимое... Свет, - взгляд на ведьму, - поделись со Стасей ночными рубашками, иначе кое-кто вообще спать перестанет. Горыч, собирайся: отвезешь Стаську на Печной вокзал, там найдешь Емелю Рыбака.
- А экспресс? - возмущенно спросила я.
- Забудь, - посоветовал Филя. - На перекладных будешь добираться, иначе никак.
Таким образом, в шесть утра, щурясь на поднимающееся солнце, я стояла на Печном вокзале. Дыму тут было... тьма тьмущая, возницы на матерном вопят, печки пыхтят, черти снуют, лавочники товар сдают-принимают. Печки - они грузовой транспорт. Тихоходные, плавные, надежные, в пути не ломаются, дров потребляют мало, оттого и пользуются популярностью у торгового люда. Для пассажиров же летучий экспресс есть - транспорт магический, удивительный, сказочно-красивый. Уж не знаю, по какому принципу работает, но в Любятове летит по небу вереницей красных сердец, в Ласточкине это вереница птиц, что клювиками за хвосты друг друга держатся, в Медведкове, соответственно, медведи, у нас в Керим экспресс прибывает в виде цветов, потому как вокзал у нас в цветочном стиле оформлен, а вот как за границы Керима выедет, станет, как кубики полупрозрачного льда - тоже красотень невероятная.
Но все это мне недоступно, потому что ехать придется на печке!
- Стало быть, ты моя попутчица, - прогудел позади меня бас.
Испуганно крутанулась на месте и застыла: мужик был ого-го! Полушубок ватный, кушак красный, плечи - косая сажень, кулаки пудовые, подбородок квадратный, нос картошкой и тоже красный, перегар убойный, глаза голубые, волосы льняными кудрями из-под шапки, улыбка щербатая, борода густая.
- Емельян Иваныч, - представился мне возница.
- Рыбак, - представил его подошедший сзади Горыч.
- А то! - поддержал Емеля. - Того дня от такую рыбу поймал!
И мужик раскинул руки, демонстрируя максимальную ширину, на которую был способен. Внимательно перевел взгляд с одной ладони на другую и, решив, что этого мало, добавил:
- Это тока хвост был!
Горыч тяжело вздохнул и сказал мне:
- Сзади сядешь, не то начнет в пути про рыбалку рассказывать и сшибет с печи ненароком.
Молча кивнула - я уже тоже степень увлеченности некоторых поняла.
- Не печалься, красавица! - Емельян Иваныч вдруг обхватил за плечи. - Годы-то твои молодые, чай, не Филька распутный, так много еще хлопцев на пути жизненном. А, коли хочешь, моей будь, ужо не обижу!
- Емель, а Емель, - Горыч плавно, по-змеиному шагнул к нам и уставился обеими головами на мужика, - я ж тебе не только зубы - я ж тебе все выдающиеся места пообрываю.
Возница охнул, схватился за нос и отступил.
- Вещи вон, - кивнул дракон на мои сундуки, - взял, да и пошел. Как трогаться будешь, так за девкой и явишься. Все понял?
Емельян понял: здоровенные, железом кованые сундуки подхватил, словно пушинки, да и утопал, ненароком сбивая чертей по дороге.