— А сейчас всех на один час отпускаю домой, — распоряжаюсь я. — Построение ровно в половине десятого. С того момента дисциплина самая строгая, как и положено во фронтовом районе.
Мы с Йошкой Козмой тоже идем домой, однако ни он, ни я не смеем сказать моей маме, что отправляемся на фронт. Перебивая друг друга, мы говорим ей, что сначала-де отправляемся в Рожамайор, а затем на хутор Рушки, да и вообще, у нас сейчас столько дел, что трудно даже сказать, когда вернемся в село.
С Жигой Мольнаром мы встречаемся на центральной улице. Он в новом плаще, на плече у него висит автомат. Вид у Мольнара совсем военный, только берет на голове выдает его.
— Знаете, что я вам хочу сказать? — тихо говорит он, — Фекете и Мишку Бубика, по-моему, нужно бы оставить в селе: как-никак они люди семейные и многодетные…
— Товарищ Мольнар, ты тоже семейный человек.
Жига энергично трясет головой:
— Я совсем другое дело. Если бы не приход Советской Армии, фашисты меня уже расстреляли бы в концлагере. Советские солдаты спасли мне жизнь, так что я перед ними теперь в долгу.
— Мишку я сам не хотел записывать, — начал было я, — у него двое детишек, но как сказать Фекете, почему мы его оставляем в селе?
Мольнар недоуменно пожимает плечами.
— Назначь его начальником караула, а Мишку Бубика — старшим среди патрулей.
Придя в полицию, я вызываю их обоих к себе. Мишку долго уговаривать не пришлось, зато Фекете смотрит на меня исподлобья и слышать ни о чем не хочет.
— У тебя же жена в положении, — пытаюсь я уговорить его. — Будет лучше, если ты останешься рядом с ней.
— Семь километров не такое уж большое расстояние, — отвечает он.
— Но ведь там очень опасно и…
— Не умничай, — машет он на меня рукой. — Я лучше тебя знаю, где мне охранять свою жену! В селе я ни за что не останусь!
В душе я рад такому решению: значит, солдаты Кошута снова будут вместе.
— Хорошо, Геза, — соглашаюсь я, — я не возражаю.
Мольнар идет в советскую комендатуру, а мы направляемся в полицию.
Через десять минут Мольнар уже появляется во дворе, но не один, а вместе с лейтенантом Григоренко.
Мы выстраиваемся в ряд: нас двенадцать человек, двенадцать молодых вооруженных венгров из села Варьяш…
Лейтенант Григоренко подносит правую руку к козырьку фуражки и почти торжественно говорит:
— Благодарю вас, товарищи венгерские бойцы!
Мы выходим на улицу, где нас уже ждет советский грузовик, в кузове которого на ящиках со снарядами сидят несколько артиллеристов.
— Быстро в машину! — кричит Григоренко. — А то пешком придется идти!
Мы залезаем в кузов. Артиллеристы с любопытством рассматривают нас, наши плащи с национальными повязками на рукаве, наше оружие.
Григоренко что-то объясняет им, и после этого они сразу же веселеют, с улыбками пожимают нам руки, угощают папиросами и теплым чаем из своих фляжек. Мы в свою очередь делимся с ними соленым салом, которое выдали нам из запасов бежавшего на запад помещика Холлоши.
Лейтенант Григоренко запевает «Три танкиста», и артиллеристы потихоньку подпевают ему.
Бой идет между Кешерюкутом и Модорошем, а вернее говоря, на участке, непосредственно прилегающем к нашему селу. Русские минометы ведут огонь по высотам, на которых окопались гитлеровцы. Вдоль дороги расположилось до трех советских рот, — по-видимому, с задачей зайти во фланг гитлеровцам, находящимся на высотах. К югу отсюда, в районе Кешерюкута, идет жаркий бой: воздух в долине содрогается от грохота пушек, на лугу ревут советские танки, а позади русских позиций, совсем рядом с ними, снуют взад-вперед грузовики и повозки, запряженные лошадьми. Повсюду дым, грохот… Какими маленькими кажутся с высоты люди! Танки и те скорее похожи на игрушечные. Кисловато пахнет порохом. Ветер доносит до нас шум близкого боя…
Грузовик, на котором мы едем, от развилки сворачивает влево. Шофер на минуту тормозит, и мы спрыгиваем на землю. Артиллеристам нужно дальше, на их огневые позиции, они приветливо машут, прощаясь с нами.
Дальше наш путь лежит по лесной просеке, на которой мы встречаемся с множеством советских солдат, одни из которых куда-то идут, другие, видимо, отдыхают.
Лейтенанту Григоренко то и дело приходится объяснять командирам встречающихся нам на пути подразделений, кто мы такие, куда и зачем идем. Выслушав объяснения, советские офицеры смотрят на нас доброжелательно.
На соседней просеке наталкиваемся на советских связистов, которые катят большую катушку с телефонным кабелем. Командует связистами, все время торопя их, офицер с закопченным от пороха лицом, с воспаленными до красноты глазами. Одна рука у него забинтована и висит на перевязи.