На току, отойдя от сильно убывших копенок соломы, Пато закурил и стал задумчиво смотреть прямо перед собой, словно подводя итог увиденному, затем взглянул на агронома:
— А вы что думаете?
Они обращались друг к другу на «вы». У них еще не было ни времени, ни подходящего случая, чтобы перейти на «ты».
Вопрос застал Мишкеи врасплох: его занимало другое. С тех пор как они начали работать вместе, он постоянно наблюдал за этим человеком и его, как назойливая муха, преследовала одна мысль: способен ли Пато, так легко вникающий во все хозяйственные нужды, понять свою собственную жену?.. Мишкеи не раз хотелось задать этот вопрос Пато, но он не решался. «А вдруг Пато подумает, что я увлекся его женой, хоть я об этом и не помышляю…» Мишкеи даже покраснел от таких мыслей.
Стремясь походить на Пато, Мишкеи ответил коротко:
— Я здесь полтора года. А для того чтобы кооператив превратился в крупное хозяйство, нужно еще столько же времени.
Пато шагал по меже. Помолчав, он заметил:
— Мало.
— Почему?
— Мало для нормального севооборота. Слишком мало.
Мишкеи впервые позволил себе не согласиться с Пато.
— К осени мы введем севооборот на трех четвертях наших земель, — стал объяснять Мишкеи, догоняя Пато. — Но севооборот — это еще не самое главное. Современное хозяйство складывается из таких факторов, как денежные средства, техника, обработка почвы и так далее…
Он едва сдержался, чтобы не сказать: «В этом-то я разбираюсь лучше». Однако Пато понял это и так. Он искоса взглянул на агронома, и на его губах вновь промелькнула снисходительная улыбка. Словно отвечая Мишкеи, он добавил:
— Я, конечно, всего-навсего простой крестьянин.
— Я тоже! Уж не думаете ли вы, что у моего отца была тысяча хольдов земли? Ни хольда… Батраком он был. А я работал с ним.
Пато кивнул.
— Значит, батрак… — проговорил он тихо.
— Батрак тоже крестьянин!
— Да…
— Приходилось мне и мотыгой махать, и косой! — Мишкеи вдруг показалось, что разговор стал походить на ссору, и он махнул рукой: — Давно это было и прошло… Пять лет назад я окончил академию. Это мое третье место работы, а хотелось бы уже закрепиться.
— Родители живы?
— Нет.
— Женат?
Мишкеи нехотя ответил:
— Нет. Собирался жениться, не получилось. А потом все времени не было.
Мишкеи даже рассердился, что вопросы задает Пато, а не он, и тут же невольно вспомнил, как он в свое время хотел жениться. Вспомнил всех девиц, какие у него были, встречи с ними и переживания… В душе Мишкеи сознавал, что все его любовные истории можно считать всего лишь эпизодами. Правда, одну из них, бойкую светловолосую крестьянскую девушку, он любил по-настоящему и ради нее готов был на все. В ту пору было ему двадцать лет и он работал кучером у одного барина. Однако свадьбы не получилось, так как его призвали в армию. А когда он демобилизовался, девушка уже вышла замуж, не дождавшись его.
Обычная печальная история, но с нее началось все. С тех пор всех женщин, которые встречались ему на пути, он всегда сравнивал с той светловолосой девушкой, но все было, как говорят, не то… Так шли годы, а он по-прежнему искал в каждой женщине ту самую девушку, которой для него уже не существовало.
И вдруг Мишкеи ощутил прилив ненависти к Пато, у которого была такая красивая жена.
— Это тоже нехорошо, — проговорил Пато, выпятив губы.
— Что нехорошо?
— Холостяком жить.
— Вот как! А что еще нехорошо?
Пато пожал плечами и, медленно ступая, обошел чахлые кустики.
— А у меня вот жена есть, — вдруг сказал он с дрожью в голосе, — а детей нет…
— Нет? Почему?
Пато на это ничего не ответил, но сразу как-то сник и показался гораздо старше и очень уставшим, совсем не таким, каким был в конторе два дня назад. Однако Мишкеи не испытал к нему жалости. «Так и надо этому старику! — подумал он. — Зачем связался с девчонкой?..» И мысленно представил себе Мариш, будто она сейчас стояла прямо перед ним на обочине дороги. Руки сунула в карманы кофты, грудь ходит ходуном… Кровь ударила ему в голову. Эта женщина волновала его. Стоило Мишкеи вспомнить лицо Мариш, которое тогда, в конторе, на мгновение вдруг озарилось надеждой, как ему еще сильнее захотелось обладать ею.
«Нет, — промелькнуло у него в голове, — Мариш не виновата в том, что у них нет детей. Такая баба способна родить хоть десятерых, она вся создана для любви и материнства».
Когда они подошли к селу, Пато, протянув руку, сказал: