Выбрать главу

Из десятерых захваченных восемь оказались нилашистами. У двоих не было никаких документов. Один из них среднего роста, плотный, с подстриженными усами и твердым взглядом, другой повыше, явно не уверенный в себе. Его то и дело бросает в пот, на вопросы он отвечает не сразу и слишком тихо. Оба в сапогах и офицерских брюках, но в гражданских пиджаках и пальто.

Гуйди сразу заподозрил в них важных персон, скрывающихся от возмездия. Мы приступили к допросу, вызывали их то утром, то вечером. Ответ был один: их документы остались в военных френчах. Допрашивать мы, разумеется, не умели — вежливо спрашивали:

— Почему вы не говорите нам правду?

Мы провозились с ними целую неделю, но так ничего и не добились. Кинчеш предлагал дать им пару пощечин, но я рукоприкладства не разрешил. Однажды ночью старший наряда Йожеф Папп — до войны он работал механиком — от нечего делать решил повнимательнее осмотреть комнату наших «гостей».

У механика было завидное зрение и незаурядная смекалка. Под подоконником он нашел небольшую щель, а в ней — блокнот с нилашистской эмблемой и несколькими телефонными номерами.

Мы внимательно просмотрели блокнот, но не имели никакого представления о том, что с ним делать: телефонной связи с Будапештом у нас не было. Папп, дымя дешевой сигаретой, предложил:

— Все это проще простого: скажем, что мы выяснили, кому принадлежат телефонные номера, так что им лучше не отпираться и сознаться во всем.

Кто-то из моих людей уже выскочил в коридор, чтобы идти за арестованными, но Папп вернул его, обозвав круглым дураком:

— Надо подождать хотя бы два дня, чтобы они поверили нашей выдумке. Подождем, покормим их еще пару дней.

На третий день, когда ко мне привели наших таинственных узников, у меня как раз сидел наш врач Пал Фодор. Он хотел было уйти, но я попросил его остаться, положить на стол какой-нибудь лист бумаги и сказать, что он только что приехал из Будапешта.

Я поразился, до чего все оказалось просто. Передо мной лежал найденный нами блокнот, а перед Фодором — лист бумаги, может быть какой-нибудь рецепт.

Гуйди вежливо поздоровался с арестованными и сказал:

— Присядьте, господа.

Они сели. Наша любезность сразу же показалась им подозрительной. Разговор начинаю я:

— Напрасно вы тянули время. Нам удалось установить, чьи это телефонные номера.

Доктор Фодор теребит пальцами бумажку перед собой, затем снимает очки и говорит:

— Я только что из Будапешта. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?

Усатый пожимает плечами и просит записать в протокол, что он подполковник Нидоши, офицер связи между Салаши и генералом СС Пфеффер-Вильденбрухом и одновременно командующий нилашистскими организациями столицы.

Значит, вот он какой, Нидоши, главный палач Венгрии! Я не раз слышал о нем. В Буде мы видели дело его рук: массовые расстрелы солдат и гражданского населения, взрослых и совсем еще мальчишек. Жуткая бойня!

— Вы же офицер! — кричу я ему. — Как мог так низко скатиться офицер?!

— Я совсем недавно стал офицером, воинское звание мне присвоил сам Салаши, — отвечает Нидоши.

— А до этого?

Оказывается, до этого он делал педикюр, или, попросту говоря, срезал мозоли.

Второй, по имени Денеш Бокор, — командир нилашистского центра, главный организатор расстрелов и массовых убийств на берегу Дуная, на его совести еще больше загубленных жизней, чем у Нидоши. Поняв, что его ожидает, Бокор становится на колени, плачет, умоляя пощадить его.

Майор Бойцов внимательно выслушал мой рапорт.

— Этими двумя займетесь вы, венгры. У вас с ним свои счеты. В Будапеште уже действует новая политическая полиция.

Возвращаюсь к себе и с трудом вырываю Бокора и Нидоши из рук моих людей, которые хотели с ними расправиться по-своему, без канители с судом. Пишу сопроводительную записку, подписываю ее.

Майор Бойцов вручил мне удостоверение, написанное по-русски и скрепленное печатью. Всем советским воинским частям и подразделениям, говорится в удостоверении, рекомендуется оказывать посильную помощь моим людям. Выделяю четырех сопровождающих, назначаю старшего. На телеге, запряженной двумя лошадьми, отправляю задержанных в Будапешт, на улицу Андраши, 60.

Через несколько месяцев я узнал из газет, что за массовые убийства мирных жителей нилашистским палачам был вынесен смертный приговор.