— Это делаю не я, а война. Однако если у тебя все еще не пропала охота рассказать родной мамочке о том, где ты обедал и из какой посуды, то я посоветовал бы тебе пошевеливаться. Вы хотите жить, сопливые бандиты? Хотите сохранить свою шкуру и оказаться на свободе? Если да, то пошевеливайтесь, черт бы вас побрал! И Гришу поскорее переоденьте в гражданское.
Когда все переоделись и начали вытирать с лица пот, Мольнар устроил им смотр.
— Подтяни ремень и поправь френч. Гитлеровцы терпеть не могут растяп.
Снаружи послышалась ожесточенная стрельба.
— Не лечь ли нам всем на пол? — предложил Йошка Вег.
Мольнар махнул рукой и спокойно сказал:
— Что, уже в штаны наложил? Спокойно, ребята. Можете мне поверить, что наш трюк самый подходящий: если придут одни, мы солдаты, если другие, мы гражданские. Самое главное для нас — это не потерять ритм.
Терять ритм им не пришлось. Унтер про себя решил, что гитлеровцам все равно в замок не попасть. Успокоившись от такой мысли, он достал сигареты и спички. Однако не успел он чиркнуть спичкой, как в дверь сильно застучали. По стуку и шуму чувствовалось, что там человек десять. В руках одного из них был карманный фонарик, который он держал прямо перед собой в вытянутой руке. У остальных в руках были автоматы. Только это были не немцы, а русские.
— Руки вверх! — закричали сразу несколько голосов.
Один из русских быстро подбежал к столу, где лежало оружие. Со стула, радостно протянув руки, навстречу своим товарищам вскочил Гриша. Однако солдат не подал ему руки. Вперед вышел молодой офицер с погонами старшего лейтенанта.
Гриша начал ему что-то объяснять, но офицер с явным недоверием смотрел на заросшего щетиной Гришу, на его широченные брюки и грубошерстную зеленую куртку, которые отнюдь не подтверждали его слов.
— Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты тот, за кого себя выдаешь?..
— Товарищ старший лейтенант, вот мое обмундирование и мой автомат!
— Именно это-то и подозрительно. Если ты солдат, то почему в гражданском? Уж не дезертир ли ты?
— Что вы! Как вы могли такое подумать! Меня ранило, а эти венгерские солдаты спасли…
— Хорошо, мы во всем разберемся.
В комнату тем временем вошли новые военные, а вместе с ними — советский майор. Старший лейтенант немедленно доложил ему о случившемся.
— Прошу простить меня, — на ломаном русском языке обратился к майору Мольнар, приняв положение «смирно». — Гриша сказал вам правду, господин майор. Мы его спасли, а не то бы его забрали немцы.
Майор покачал головой и с недоверием заметил:
— Что-то тут не так. Вы выдаете себя за венгерского солдата, а говорите по-русски. И почему русский солдат, если это действительно так, в гражданской одежде?
Чувствуя, что разговор принимает нежелательный оборот, Сийярто не выдержал и, тыча себя пальцем в грудь, сказал:
— Я коммунист! Венгерский коммунист!
Майор с не меньшим удивлением уставился на Сийярто.
— Ну ладно, — проговорил наконец майор, обращаясь к старшему лейтенанту. — Мы еще разберемся. Того, кто утверждает, будто он советский солдат, поместите в отдельную комнату. Того, кто назвал себя коммунистом, тоже! Остальные пусть остаются вместе. Всех как следует охранять!
Мольнар перевел венграм слова майора.
— Черт возьми! — выругался Гашпар. — Стоило из-за этого переодеваться.
— Заберите каждый свои вещи! Чьи эти вещи? — спросил старший лейтенант.
— Вся гражданская одежда моя, — ответил за всех Мольнар.
— Тогда заберите ее.
Гриша чувствовал себя уверенно.
— Не беспокойтесь, — сказал он Мольнару, — утром все выяснится. Я сам объясню кому надо, кто вы такие.
Гришу, как раненого, увели первым, Сийярто — вторым. Выходя из комнаты, Сийярто помахал всем рукой, хотя губы у него как-то скривились. Мольнар подумал, что как товарища они, собственно, не успели даже узнать Сийярто.
Мольнара с остальными увели в дальнюю большую комнату, похожую скорее на залу. Их заперли, а часового поставили в коридоре, и они хорошо слышали, как он расхаживал по нему взад и вперед, стуча сапогами.
Так плачевно окончились все их старания.
— Даже если весь мир заставить подобными мышеловками, — начал унтер Мольнар, закуривая последнюю сигарету, — то и тогда самая проворная мышка рано или поздно найдет выход.
Медленно наступал рассвет. Шум далекого боя удалялся на запад.
— Будь что будет, — заметил прапорщик, — по крайней мере, выпьем свою чашу до дна.
Мольнар попытался уснуть, решив про себя, что в данной обстановке это самое лучшее. И лишь один Альберт, словно ему всадили заряд соли в задницу, нервно расхаживал взад и вперед по комнате, ощупывая мебель руками.