Я не сразу заметил его. Когда он успел подползти к нам? Губы у него были темно-синими от страха, он не отводил глаз от окопов, по которым били «катюши». Винтовка в его руках ходила ходуном: так дрожали руки.
От одного того, что делалось в окопах, становилось жутко: кругом все искромсано, окопы обезображены огромными рыжими воронками…
Меня прошиб пот, желудок свело судорогой.
Жандармы отступали, некоторые из них уже почти достигли линии садов. Другие, кто уже не мог бежать, лежали бездыханные, распластавшись на земле.
Показавшиеся из-за хутора танки скрылись за домами.
Годор лежал не шевелясь. Видимо, он, как и мы, гадал, удастся ли русским прорваться.
Две-три мины разорвались у подножия холма, в виноградниках, разметали далеко вокруг жидкую грязь.
От этих разрывов Годор пришел в себя. Он вскочил на ноги и, крепко прижав к себе винтовку, закричал:
— Тихо! — И потряс в воздухе кулаком. — Тихо!
Похоже, тронулся… Что ему скажешь на это?
Бой разгорался вокруг Домахазы. Из-за тяжелого, окутанного тучами и дымом, горизонта появились русские истребители. Они пролетели над нами и пошли в направлении шоссе. Шум боя постепенно удалился в сторону.
Бубик тяжело вздохнул и начал скручивать цигарку. Дождавшись, пока Годор отошел от нас, он сказал:
— Ну вот, мы все же живы…
— Еще неизвестно, на этом ли участке русские будут прорывать линию фронта, — задумчиво проговорил Фекете. — Если двигаться отсюда через Модорош и дальше до Летеца, местность очень трудная: холмы, леса, овраги… По равнине они пошли бы значительно быстрее… — Неожиданно он замолчал и показал рукой в сторону вершины холма, где, сбившись в кучу, о чем-то, видимо, советовались гитлеровцы и нилашисты.
Бубик громко выругался, а затем сказал:
— Вот увидите, теперь нас заставят копать могилы. Там столько убитых, что и до полуночи не управимся…
С вершины холма мчался Годор, на бегу крича, чтобы мы, лодыри несчастные, пошевеливались, так как окопы к вечеру должны быть готовы. После страха, который он недавно пережил, Годор вновь обрел голос.
Нилашист Пирингер тоже кричал во всю глотку, собирая разбежавшихся земляков.
«Видать, они оба тронулись… Бегают, орут, а что толку? Ну, выиграли день-два… Видите ли, им срочно понадобилась новая линия обороны».
Забегали и гитлеровцы. К ним подошел какой-то офицер, привел двух пленных. Один из них, пожилой, видимо, ранен. Он то и дело трогал ногу, на которой до колена засучена штанина. Перед ним стоял гитлеровец и орал на него. Пленный, видимо, отвечал что-то, но с места не трогался. И вдруг гитлеровец ударил его прикладом карабина по спине.
Бубик растерянно посмотрел на нас. У Пишты Тота нервно задергались уголки рта…
Бедняга пленный повернулся и, защищая лицо, закрыл его руками, но тут же получил еще один удар, теперь по голове. Он со стоном опустился на землю, а потом упал на бок. К нему тут же подбежал его товарищ, затряс его за плечи, потом брызнул из фляжки в лицо.
— Пошевеливайтесь! — ворчал на нас Годор.
Однако никто даже с места не сдвинулся.
— Шевелитесь, я вам говорю! — заорал нилашист.
Пишта Тот медленно повернулся. Лицо у него белое, как стена.
— Свиньи! — выдавил он сквозь крепко сжатые губы. — Свиньи!..
Годор подскочил к нему с винтовкой в руках, но кто-то удержал винтовку за ремень.
— Что ты сказал?! — заорал Годор и замахнулся винтовкой, чтобы ударить Пишту прикладом.
Фекете взглянул на меня, и в его голубых глазах замелькали какие-то бесовские искорки.
Бубик крепко сжал в руках рукоятку лопаты и хрипло спросил:
— За что? Что такое?!
Но Тот уже вплотную подошел к Годору и, сжав кулаки, сунул их ему под пос.
— Не тронь меня! — прошипел он. — А то как дам! — Он просверлил нилашиста взглядом, готовый ударить его.
Годор от удивления открыл рот и медленно опустил винтовку.
Пишта Тот, сделав глубокий вздох, отвернулся и плюнул в сторону.
— Вот они, оказывается, какие… — тихо произнес он. — А разве пленный не человек?
Годор медленно попятился, держа винтовку перед собой. Отойдя от Пишты шагов на десять, он потряс оружием и громко закричал:
— На помощь! На помощь!
Пирингер, услышав крик Годора, бросился к нему прямо через виноградник. Вместе с ним прибежали два гитлеровца, один из которых на ходу вытаскивал из кобуры пистолет.
Мы стояли словно парализованные.
Годор, захлебываясь от волнения, начал объяснять немцам, что тут произошло.